Торжествующая улыбка противника намекнула, что я ошибаюсь в оценке обстановки. Сильные руки схватили меня сзади, одна рука перехватила шею, мешая дышать и не давая вывернуться. Я попыталась закричать, но давление руки позволяла вырываться из-за рта лишь какому-то сипению.
– Давай – грубый голос у уха, мой противник делает шаг вперед и бьет меня в сумку, которой я успела прижать к груди.
Выражение досады на молодом, таком обыкновенном лице, быстрый взгляд в район моей ключицы…. Я пытаюсь пнуть держащего меня сзади человека, на он, плотно прижавшись, приподнимает и прогибает меня, мои ноги не могут нащупать опору для сильного удара….
Мой оппонент поводил перед моим лицом длинным блестящим лезвием, чтобы я тоже могла насладиться предстоящим ударом, вытягивает руку к моей груди….но его кисть, с зажатым ножом, скрывается в черной пасти разъяренного ротвейлера. Не теряя время на вопящего от боли «ножевика», Арес переключается на ногу второго противника. Через несколько секунд ситуация меняется, но не кардинально. Арес мечется между двумя мужиками, но они уже отошли от первоначальной растерянности, второй тоже достал нож, первый, придерживая поврежденную руку, сжимает свое лезвие левой рукой. Ногами в тяжелых ботинках, они тоже действуют довольно бодро. Я понимаю, что особо помочь верному псу не смогу, бегу в сторону бабушкиного дома, подбежав, на ходу стучу кулаком в окно, меня услышали, в окне метнулась тень, когда я вбегаю на площадку первого этажа, двери квартиры уже открыты. Сметая с дороги испуганных маму и бабушку, я в обуви бегу в кладовку, рву веревки на самодельном чехле с лыжами. Ружье я умудрилась собрать на удивление быстро, пакет с патронами тоже лежал здесь. Схватив пару зарядов в латунных гильзах, я бросилась назад, не слушая заполошные крики женщин. На месте драки моих несостоявшихся убийц уже не было, навстречу мне, от края парка, трусил на трех ногах, поскуливающий от боли Арес. Возле клумбы валялась моя сумка с большим круглым разрезом и порванным ремнем, рядом лежал мужской зимний ботинок. Я со вздохом подняла и то и другое. Опять сумку испортили, и полгода не проходила.
– Здравствуйте – раздалось за спиной. Я испуганно обернулась и встретилась взглядом с изумленными глазами малознакомой пенсионерки. У ног ее залилась истерическим лаем лохматая болонка.
– Добрый вечер. Видите, упала, опять сумку порвала – я потрясла перед лицом женщины несчастной сумкой. Но почему ее взгляд направлен вниз?
Я опустила глаза. А, понятно.
– Представляете, какие игрушки стали делать – я подняла ружье – совсем как у моего деда в деревне была. Я не удержалась, купила племяннику, хотя очень дорого. Из Англии игрушка.
– Да, да – собачница часто закивала: – все такое красивое в магазинах, а ничего купить нельзя, такие цены спекулянты ломят, а пенсии не прибавляют.
Болонка у моих ног шумно нюхала мазки крови на дорожке.
– Вы извините, пойду я, устала очень – я кивнула на прощанье и побежала в сторону дома, где возле лежащего в снегу Ареса уже суетились мама с бабушкой.
Часа через два, когда Арес, перебинтованный и зацелованный, шумно пыхтел, засыпая на своей подстилке, а я собирала бинты и подтирала кровавые пятна, оставшиеся после обработки порезов на лапе и боку моего черного спасителя, бабушкина рука сунула мне по нос клочок бумажки.
Я устало отбросила мокрую прядь с вспотевшего лба и без всякой надежды на спокойный вечер, спросила:
– Что это, бабуля?
– Тебе звонили. Сказали из нотариальной конторы, что напротив цирка. Просили быть к двум часам дня завтра, с паспортом. Сказали, что очень важно. И вообще, что в парке произошло? Куда ты опять вляпалась, Люда?