Примерно через полчаса, легка на помине, появилась Акимова. Уселась рядом.

– Привет!

– Привет! Здесь будешь? Я пойду кофе возьму. Вещи оставлю тогда.

– Давай… Ой, подожди. Я сейчас.

Побежала вверх по лестнице. Аудитория была двухэтажная, и наверху около последних рядов тоже была дверь, выходившая на этаж выше.

Ладно, без нее обойдется. Взял вещи с собой и пошел в буфет.

Буфет открывался в семь часов в расчете на ранних посетителей и был тут же на этаже, далеко ходить не надо.

Уже возвращаясь назад с бумажным стаканчиком в руках, Валентин буквально налетел на выскочившую из аудитории сокурсницу. Бледная, руки трясутся, хочет что-то сказать – зуб на зуб не попадает.

– Ты чего?

– Т-т-т-там Влад.

– Кравцов, что ли? Ну и что?

– Он мертвый.

– Сама ты мертвая, – Валентин отодвинул Акимову от двери и прошел вперед.

Не заметив никаких признаков «мертвого Влада» в зоне прямой видимости, он стал подниматься по ступенькам, последовательно осматривая ряды столов и лавок. Прошел до конца – никого.

– Эй, Акимова! Ты где? Что за шутки дурацкие?

Дошел до двери наверху, выглянул в коридор. Тоже никого. Вернулся в аудиторию, спустился вниз. Девушка все так же стояла в коридоре, прислонившись к стене, и мелко дрожала. Смотрела на него выпученными глазами. Непохоже было, что она пошутила.

– Нет там никого. Иди сама посмотри.

В конце коридора показалась группа студентов.

– Слушай, пойди сядь, успокойся и забудь об этом, – ему очень не хотелось ввязываться в историю. Ей привиделось черт те что, а ему – объясняйся потом. Сделают еще из него посмешище.

– Все! Акимова, слышишь меня? Все! Нет никого! Иди попей водички и успокойся. Или вообще пойди домой поспи, чтобы трупы не мерещились.

Лида, так звали Акимову, похоже, прислушалась к совету однокурсника и, не произнеся ни слова, отправилась прочь. Видимо, «поспать и успокоиться».

Валентин вернулся к своим занятиям, но воспоминание о досадном происшествии засело в голове и не давало сосредоточиться. Уж слишком сильно Акимову долбануло, аж тряслась вся.

Может, её разыграл кто-то? Первое апреля все-таки. А может, его, Валентина, хотели разыграть? Или напугать?

Он считал, что в группе его недолюбливали. Со снисходительностью, переходящей в насмешливость, относились к его готовности первым ответить на вопрос преподавателя, обязательности и аккуратности в выполнении всех заданий, к настойчивым попыткам пересдать экзамен, если не удавалось получить отличную оценку с первого захода.

Да, ему нравилось быть первым, быть отличником. И не только потому, что это давало право на повышенную стипендию. Это было в его характере. И ему наплевать, что кому-то это не нравится.

Но даже если кто-то и хотел разыграть, Влад Кравцов никогда не стал бы в этом участвовать.

Влад на потоке был заметной фигурой. Предмет обожания всех девиц. Обожания от открытого и бесцеремонно показного до робкого и затаенного. Даже никчемная Акимова расцветала, как майская роза, когда Влад обращался к ней с какой-нибудь безделицей. У Валентина Кравцов никаких особых чувств не вызывал – ни обожания, ни неприязни.

Влад всегда выглядел настолько непробиваемо благополучным, что даже если бы Акимова еще десять раз повторила: «Кравцов мертвый», – Валентину все равно даже в голову не пришло бы отнестись к этому заявлению всерьез. Кто угодно, только не Кравцов. И что угодно, только не мертв.

Аудитория стала заполняться студентами. Валентин закрыл ноутбук. Из-за акимовских видений не успел доделать домашку. Не хватило как раз тех десяти минут, которые он потратил на беготню вверх-вниз по лестницам. Обернулся, поискал глазами Влада – не пришел еще.