– Я не хочу, – она хмурится и дергается в попытках освободиться.

– Проверим? – наклоняю голову набок. Прожигаю ее взглядом.

Кладу ладонь ей на бедро. Поглаживаю. Бархатистая кожа. Попка что надо. А потом просовываю большой палец под купальник и веду по его краю к самому сладкому.

– Пусти! Не хочу! – брыкается она.

Но слабо. Вижу ведь, что слабо. Цену набивает.

Сильнее смыкаю пальцы на ее запястьях и толкаюсь большим пальцем в низ живота. И выдыхаю громко, почувствовав нежную гладкую кожу.

– Сколько у тебя было? – хриплю, отрывисто дыша и продолжая водить пальцем по мягким складкам.

Эйфория проникает в самые жилы, наполняя собой кровь. Заставляя ее бешенным потоком нестись от сердца в пах. Яйца готовы взорваться, а член уже неприятно ноет от напряжения.

Мышцы сведены до предела и я слышу скрежет своих же зубов.

Хочу знать все о ней.

Как любит. Как сосет. Глубоко ли берет. Сколько у нее было до меня?

Последний вопрос выбешивает. Я злюсь на Снежану. Не понимаю причину, но злюсь.

– Сколько? – повторяю вопрос, который теперь будет съедать меня.

Знаю это.

Буду думать теперь о ее ебарях до меня.

– Не твое дело! – она вдруг резко поднимает одну ногу и коленкой попадает мне четко в пах. В мой изнывающий от сверхвозбуждения пах.

И это больно! Сука!

Сразу же отпускаю ее, прижимаю ладони к ноющему от боли члену. И даже как будто звон яиц слышу.

Но, несмотря на боль, выставляю вперед руку, закрывая стерве проход.

Не пущу!

Выпрямляюсь и зло впиваюсь в нее взглядом.

И она, конечно, все понимает. Хватается за ручку двери.

Делаю шаг и вжимаюсь в тело и толчок бедрами. Пока – в бок ей.

Подцепляю пальцами одну бретельку купальника и резко дергаю ее вниз. И сам офигеваю. Смотрю ошалело на дрогнувшую от этого грудь.

– Вишенки, – шепчу как в забытьи, не в силах оторваться от сиськи. Как будто в первый раз увидел! Придурок!

Да вгони уже ей по самые яйца!

Что со мной? Не понимаю! Веду себя как прыщавый юнец! Словно у меня бабы никогда не было!

Снежана тут же ойкает и закрывается руками.

Я собираюсь спустить плавки и уже всадить ей, как вдруг мы оба замираем, заслышав голоса из коридора.

Смотрим друг на друга и одновременно затихаем, как застуканные школьники. Я с силой сжимаю ноющий член, чтобы хоть как-то его успокоить.

Дышится тяжело. Я не получил разрядки и теперь как загнанный игрок на поле. И перед глазами все плывёт. Что ж так херово-то? Перед глазами плывет, конечно, но грудь Снежаны я вижу четко. Слишком четко. Сосок заметен между пальцев, пытающихся скрыть от меня эту красоту.

Собираю скупую слюну и сглатываю, представляя, как буду перекатывать эту вишенку на языке.

Кого там, мать их, еще притащило в такой час?! И как ответ на мой вопрос голоса становятся громче. Они совсем рядом. Рядом с дверью, к которой я прижимаю девчонку.

– Вы человек новый и многого не понимаете!

Это же Лом! Лом?! Что он здесь делает?

– Я врач и вот это очень хорошо понимаю! Если вы еще раз сделаете это, то я вынуждена буду обратиться к руководству училища!

А это Валерия Сергеевна. Наш врач и мама Снежаны, которая стоит сейчас передо мной и испуганно хлопает глазками.

Сука. Понимаю, что конкретный облом сейчас и еще сильнее сжимаю член.

– Не забывайтесь, Валерия Сергеевна, – типичная усмешка Лома. Я так и представляю его лицо. – Вы всего лишь врач. Ваше дело лечить. А мое дело – готовить команду к игре.

– Пичкая детей гадостью? – строгий голос врача заставляет напрячься.

– Они не дети уже. И мне лучше знать. А если вы решите лезть не в свое дело… – рычит Лом.

– Что вы делаете? Пустите!

Валерия Сергеевна переходит почти на крик.