Походный плащ, постеленный поверх лежака, выскользнул и свалился на пол.
Ами вздрогнула и покосилась на стену у себя за спиной.
Пахло пылью. Пыль? На стене? Котти. Да ты шутишь…
Должно быть, теперь у неё вся спина в пыли…
Сеймомент это практически не имело значения. Не так страшно было быть пыльной, если ты в ужасе.
Так.
Она постаралась привычно отвлечься от страхов рационализациями, хотя бы на время, чтобы добежать до туалета.
Что за ерунда? Почему мне это снится? При чём тут вообще какие‑то предшествующие?
Кто предшествовали матери? Омилльки… Омилльки очень чтят духов, кстати…
«Вот тебе и объяснение.»
Быстро резюмировала она, поспешно вставая с кровати и откладывая в сторону плед, решительно направляясь к санитарному ведру.
«Туда и обратно в кровать. Здесь и сеймомент. И никаких древних. Туалетное перемирие.»
Пытаясь отвлечь себя размышлениями, Ами, стараясь не бежать, дошла до ведра и опометью добежала обратно до кровати, запрыгивая на неё с ногами и вновь бросаясь под плед.
Но без воплей. Духи или нет, не дождутся от неё такого шоу…
Однако, несмотря на все уговоры и ухищрения, по возвращении в кровать страх не прошёл. Зато сон прошёл бесследно и ничего не оставалось, как попробовать начать размышлять о том, что же означало сновидение, чтобы вновь встать и пойти ещё и умыться. Нужно было начать собираться на работу. Чтобы не тратить времени зря.
Итак, омилльки. Это сэльвские омилльки чтят духов.
«Но ты‑то, судя по грубым чертам, некоролевской осанке и бледному цвету кожи, совсем не сэльва.»
Ами вздохнула.
Да. Она много ещё по каким признакам отнюдь не сэльва. Хотя…
…Кто знает. Сэльвские и северные обычаи в Омилле намертво срослись и уже сложно было отделить одни от других… Ещё несколько поколений – и это будет одна культура и один народ, вероятно, напоминающий большинство нынешнего омилльского населения.
Её мать вполне могла иметь какие‑то сэльвские корни. Не зря же самой Ами так нравятся сэльвы и их чарующие традиции и миропонимание… Впрочем, ничто северное ей также не чуждо. Настоящее дитя этого места и времени.
Только вот, начисто обделённое ведьмическими способностями. Эх, если бы они только были… Она бы не застряла в Кантине. Это относилось и к её матери. Тогда, правда, возможно, не было бы Ами, но может, оно было бы и к лучшему… Амелия никогда не хотела быть ни для кого проблемой. Жаль, что так получилось.
Где‑то здесь, в Омилле, проживала амина родная бабка по матери. Это стало известно во время одной из таких же бессонных ночей, когда Амелия, стараясь никого не разбудить, кралась по коридору в направлении своей комнаты уже от уличного туалета. Посещать который в такие же вот моменты было гораздо страшнее, чем пересечь комнату…
Аккуратно обходя светлое пятно из кухни, она поняла, что тётка и отец не спали, обсуждая тихим шёпотом очередную выходку матери и… неприязнь Иветт к собственной родне.
В их доме никогда не упоминали об омилльских корнях Иветт и о её отношениях с собственной матерью. Точнее, о полном отсутствии последних.
Как выяснилось, едва повзрослев, Иветт оставила дом, навсегда вычеркнув из своей жизни свою мать. И Омилл.
Жаль, они не упомянули причину раздора. И имя бабки… Возможно… Интересно было бы её здесь найти.
И расспросить обо всём самой. Да и просто поговорить.
Амелия прекрасно понимала желание во что бы то ни стало покинуть ненавистный родительский дом. Хоть в этом она была полностью солидарна с собственной матерью. Но… всё это многоцикловое чувство одиночества. Ненужности. Ощущение того, что она – помеха нормальной жизни домашних и полное разочарование.