– Догадки, душа моя, это нечто трансцендентное.

– Ну хоть какую-нибудь тоненькую ниточку…

– Давайте рассуждать вместе. Материал этот сделан человеком с несомненным журналистским опытом. Даже, замечу, лихо написано. Так сейчас немногие пишут.

Полина кивала в такт каждому почти слову, как китайская кукла.

– Далее. Автор – человек немолодой. Из чего, спросите, это следует? Солидность, основательность, отсутствие приколов и этаких легких современных интонаций. Не станем углубляться в филологический анализ, но уж поверьте мне.

– А что, если молодой автор намеренно копирует стиль журналистского мэтра?

– Копирует? Что ж, исключить нельзя, поднимаю руки. Но все же не думаю, нет. И вот, позвольте сказать, почему нет. Я думаю, что это Козинец сам лично передал материалы некоторому журналисту. Затем, когда текст был готов, Козинец внимательно просмотрел его и сделал пометы на полях. А как бы еще эти пометы возникли, логично?

– Не совсем понимаю, к чему вы клоните.

– А к тому, что если Козинец сам выбирал журналиста, то это должен быть известный и солидный человек, скорее всего немолодой.

– Но ведь Иван Кольчужный – это псевдоним…

– Совершенно верно. Но предполагалось, что материал выйдет не под псевдонимом, а за подписью автора. При этом Козинец не собирался умирать и обещал автору всяческую поддержку. А Козинец, конечно же, был реальной силой. Предполагалось, я думаю, что публикация даст старт разоблачительной компании против Тузкова и прочих, с кем он играет в свои игры. Все это было подготовлено примерно месяца два назад. Но с уходом Козинца все остановилось.

– Статья опубликована только теперь…

– Да, на волне милицейской акции, по-видимому, совершенно частной, о которой, впрочем, раструбили на всех углах.

– То есть журналист просто воспользовался моментом. Но зачем он это делает?

– Даже не догадываюсь. Причин может быть много. Например, то, что я назвал бы бременем автора. Немыслимо трудно держать под спудом такой взрывчатый материал, хочется увидеть его на печатной полосе. Ну, итак, что мы имеем? Автор – солидный, известный журналист, человек немолодой, лично знаком с Козинцом, не испытывает выраженной симпатии к «Общему делу». Людей, адекватных этим признакам, можно по пальцам перечесть.

– С ума сойти! – восхитилась Полина.

Берлин стал перечислять, не загибая пальцы, а выбрасывая их на западный манер:

– Букин. Южин-Нефедов из «Известий». Лобанов. Еще, пожалуй, Гриценко.

– Спасибо вам, Лев. Огромное спасибо за подсказку.

– Я еще облегчу вам задачу. Букин с июля в командировке в Юго-Восточной Азии.

– Остается трое? А кого из троих вы сами считаете наиболее вероятным… наиболее подходящим на роль автора?

– Сказать по совести, Гриценко бы я исключил… Думаю, это Лобанов.

– Почему?

Лев Юрьевич помедлил с ответом, разглядывая Полину. Занятие это явно ему нравилось.

– Если честно, – сказал он, – так получилось, когда автор позвонил в редакцию, к телефону подошел именно я, это мне он давал инструкции, как и где забрать кассету.

– И… и что?

– Дело, душа моя, в том, что Лобанов преподавал у нас в МГУ, я просто узнал его, вот и все!

– Лев! Вы меня потрясли!

– Стараюсь!

– И что, никто об этом не знает?

– Нет, а зачем? Да меня никто и не спрашивал. Спрашивают у главного, а я человек незаметный.

– Господин Лобанов? Петр Кириллович?

– Да, слушаю!

Голос в трубке принадлежал несомненно энергичному, уверенному в себе человеку. И потому Данилов заговорил решительно:

– Петр Кириллович, вы меня не знаете. Но дела обстоят так, что нам необходимо с вами встретиться. И срочно!