–Мама, не выдумывай! – чувствуя себя между двух огней, выдохнула я, – я лишь помогаю Индреку подобрать подходящее жилье.

–А сам он, что, шагу без тебя ступить не может? – риторически вопросила явно не удовлетворенная моей реакцией мама, – ты ему вроде в гиды по столице не нанималась? Ава, пошли ты его лесом, или вон, пускай к Женьке подселяется, будет выёживаться, ему Ленка быстро мозги сковородкой по башке вправит, у нее опыт в этом деле богатый! Я понимаю, ты без работы уже скоро на стенку полезешь, но не ввязываться же теперь в авантюры! В общем так, я договорюсь с Дашей Меркуловой, завтра отнесешь резюме в департамент, а я постараюсь, чтобы тебя долго не мурыжили. А то уже смотрю, ты от безделья маешься и черт-те что творишь. Всё, доча, до вечера.

Я искренне надеялась, что до слуха Индрека донеслись лишь невнятные отголоски нашей с мамой беседы, иначе мне впору было незамедлительно сгореть со стыда. Дурдом какой-то! Кажется, мама никогда не избавится от привычки отчитывать меня, как подростка, какого бы возраста я не достигла. И в пятнадцать, и в двадцать, и в тридцать я неизменно получала свою порцию маминых нотаций, и утешала себя только тем, что аналогичным образом мама обращалась и с отцом, благополучно разменявшим шестой десяток. Справедливости ради, нужно сказать, что в свое время папа добровольно уступил маме лавры «главы семьи», и при всем желании я не могла припомнить ни одного эпизода, чтобы он в этом раскаивался. Так уж исторически сложилось: будучи классическим «маменькиным сынком», после смерти бабушки отец женился на той, кто сходу продемонстрировала ему авторитарный стиль. Нрав у мамы всегда был решительный и жесткий, но за интересы своей семьи она стояла горой. Когда нас принудительно выселяли из заложенной квартиры в столице, мама лично спустила судебных приставов с лестницы и держала оборону до тех пор, пока нами не занялась полиция. Однако, невзирая на далеко не женскую силу воли, внешне мама была довольно видной дамой, и сколько я себя помнила, за ней постоянно ухлестывали разного рода невзрачные мужичонки, инстинктивно чувствующие в ней поддержку и опору. Обычно таких кавалеров мама культурно отшивала, а вот особо навязчивым поклонникам запросто могла и дать физический отпор, причем, рука у нее была, ох какая тяжелая! Именно благодаря маме, мы выжили в этом жутком кошмаре с банкротством и переездом в райцентр – ее несгибаемый внутренний стержень не позволил отцу впасть в отчаяние, а мне – потерять надежду. Да, мы с папой ее безгранично обожали, но лично я смогла вздохнуть свободно, лишь вырвавшись из-под ее контроля. Даже три года неудачного гражданского брака я порой вспоминала с ностальгией – пусть из этих отношений ничего не вышло, зато я жила отдельно от мамы. Впрочем, мама великолепно умела держать меня на коротком поводке даже из другого города: она была уверена, что лучше знает, что мне нужно делать, а я, в свою очередь, в знак протеста поступала назло и в девяноста девяти процентах ситуаций убеждалась в маминой правоте. Пожалуй, последнее обстоятельство и являлось наиболее обидным, наглядно показывая, как можно к тридцати годам толком не нажить собственного ума!

Не знаю, слышал ли Индрек, как мама устроила мне форменную взбучку по телефону, но в его бесцветных глазах по-прежнему сквозило откровенное равнодушие, из чего я сделала оптимистичный вывод, что чужие семейные разборки волнуют моего спутника равно в той степени, в какой они касаются его драгоценной персоны. Похоже, до тех пор, пока мама не вознамерится проинспектировать, как протекает моя вольная жизнь в столичном мегаполисе, Индрек лишний раз даже не вспомнит о ее существовании. Тем не менее я испытывала значительные сомнения, что с Индреком у мамы сработают излюбленные методы разрешения межличностных конфликтов, а, следовательно, лучше было вообще ни под каким предлогом не допускать их встречи. А еще я так и не намекнула маме, в какую беду угодила по собственной дурости, и сделала я это вовсе не потому, что в считаных миллиметрах от жизненно важных органов недвусмысленно ощущалось прикосновение холодного острия, а совершенно по иной причине. Причем данная причина была настолько идиотской, что даже вообразить сложно – я в бесчисленный по счету раз поступила вразрез с мамиными наставлениями, и мне до боли опротивело снова и снова с горечью признавать ее абсолютную правоту. Будь что будет, хватит вечно держаться за мамину юбку, за свои ошибки нужно отвечать самой. И пусть мама буквально за шкирку вытащила меня из едва не закончившихся трагедией отношений, пусть она регулярно поддерживала меня деньгами и пусть она только что пообещала по блату трудоустроить меня в Департамент по статистике – хотя бы с чем-то я должна, наконец, разобраться самостоятельно?