– Да сам я во всем виноват, – горестно вздохнул Стас. – Уже в который раз наступаю на одни и те же грабли. Она еще до своей поездки как-то заикнулась о нашем будущем. Вроде того, давно мечтает о ребенке и хотела бы родить именно от меня… А я чего-то замялся, засомневался. Теперь вот жалею…

– А жалеть зачем? – пожал плечами Гуров. – Жалеть ни о чем не надо. Значит, так и должно было случиться. С кем же ты теперь?

– Да ни с кем. Как Елена уехала, так вот и болтаюсь один… – Крячко, словно избавляясь от какого-то наваждения, потряс головой.

– Ну, вот и ответ на все твои душевные сомнения, – понимающе улыбнулся Лев. – Как говорили на лекциях по диамату: бытие определяет сознание. Голодному – и корка за лакомство, а сытому – и мед или горчит, или слишком приторный. Так что успокойся, оголодалый ты наш. Как только твоя личная жизнь войдет в нормальное, естественное русло, ты тут же станешь высокоморальным и нравственно стойким.

Они подъехали к шестиэтажному дому старой постройки, сложенному из светло-коричневого камня, отчего он казался громадной, хорошо пропеченной буханкой пшеничного хлеба. Подойдя к крайнему подъезду, набрали на домофоне номер квартиры Виллины Атапиной и после череды гудков услышали усталый, но приятный женский голос:

– Да, слушаю…

Поздоровавшись, Гуров представился и сообщил о том, что хотел бы задать ей несколько вопросов по поводу Эдуарда Капылина. Немного подумав, женщина ответила лаконичным:

– Входите.

Опера поднялись на четвертый этаж и позвонили в дверь с блестящим никелированным номером «двенадцать». Дверь открылась, и они увидели перед собой моложавую, стройную женщину, где-то под сорок. Показав свои удостоверения, приятели вошли в неплохо обставленную, просторную прихожую. Гостиная, куда они прошли вслед за хозяйкой, тоже была обставлена весьма недурно. Сев на стулья с мягкой обивкой, очень напоминающие те знаменитые полукресла мастера Гамбса, за которыми охотились Остап Бендер и Киса Воробьянинов, и приняв от хозяйки по чашечке кофе, опера задали ей свой главный вопрос: в курсе ли она о случившемся с Эдуардом Капылиным и знает ли о причинах происшедшего?

Искренне удивившись, Виллина лишь недоуменно пожала плечами:

– О его смерти слышу впервые. Но, честно говоря, я этому не очень удивляюсь. Я всегда чувствовала, что кончит он плохо…

По словам Виллины, несколько лет назад оставшись без работы, она занималась репетиторством в богатых семьях, надеявшихся вырастить из своих дочерей звезд балета. С Капылиным ее познакомила подруга, с которой у того был мимолетный романчик. Как раз в это время Виллина в очередной раз осталась без места и поэтому охотно согласилась на его предложение стать хореографом танцевальной труппы в «Айседоре».

– А что за причина такой частой смены мест работы? – как бы между делом поинтересовался Гуров.

– Наверное, потому, что с годами стала завзятой стервой… – Атапина произнесла эти слова совершенно спокойно, как если бы речь шла о каком-то пустячке. – А какой еще может быть женщина, которой уже сорок и у которой никаких перспектив устроить личную жизнь? Да что об этом рассуждать-то? Ну, вот пример… У последних моих нанимателей я занималась с их малышкой. Девочка чудная – милая, подвижная. Но у нее – ноль балетных дарований. К тому же она и сама терпеть не могла балет, а очень любила рисовать. Ну, я и ляпнула ее мамочке напрямую: «Что вы мучаете ребенка? Пусть рисует! Может быть, она станет второй Марией Башкирцевой или Анжеликой Кауфман». Она: «Ах, вон ты чего?! Ты считаешь мою дочь бездарностью? Убирайся!..» Я и из Большого-то, где проработала около года, ушла из-за своего характера. С одним «звездюком» повздорила. Ну, мне сразу же – выметайся! У нас и с Эдькой тоже постоянно искрило…