Ну а что мог ответить пьянчуга, на этот звонко поставленный вопрос, кроме как расплыться в улыбке и, покачивая головой, всем своим видом выразить полное согласие со своим видением этого, напротив, – кто. Видимо, от Яшки не ушло понимание того единодушного одобрения местным автобусным сообществом (и даже беременная, однозначно обработанная пропагандистским взглядом алкаша, авторитарно посмотрела на Яшку) этой выдвинутой пьяницей версии. Он вдруг забылся или, вернее сказать, перепутал значения слов тоталитаризм и толерантность и вместо того, чтобы бесстрастно заявить «Да, я гей!», схватил того за шкирку и начал слишком нетерпеливо допытываться:
– Кто, сука, гей?!
Да, что сказать, сложен путь ко всякой истине и, конечно, можно было бы, следуя демократическим правилам волеизъявления населения, провести выборы и даже организовать референдум среди волей судьбы, оказавшихся на данном пространстве, но, судя по нервному состоянию Яшки, его вряд ли устроили бы результаты этого плебисцита, проведенного точно среди зомбированного населения. Это, между прочим, довольно странно слышать от такого крайне последовательного приверженца идей новой нормальности. Не иначе тоталитаризм, пропитав всё до основания и передаваясь воздушно-капельным путем, занёс свой разлагающий вирус в мозговые клетки и, нарушив работу мозга, заставил действовать такого ко всему терпимого Яшку, совершенно нестерпимо, по отношению к этому пьянице, во всеуслышание заявляющему такие нестерпимые вещи.
И кто знает, к чему бы привел этот дотошный поиск, если бы тряска пьяницы Яшкой, не дала своих вполне ожидаемых прорывных результатов, которые без всякой оглядки на окружающих, густым потоком вылились прямо на рубашку «от Габаны», на этот момент носимую не Габаной, а всего лишь почитателем их дизайнерского таланта Яшкой.
– Вот п*дор, – стряхивая с себя последствия выпитого и съеденного этим алкашом, стоя на улице, Яшка пришёл к той истине, до которой он совместно с пьянчугой пытался дойти на протяжении пятиминутного совместного время приложения в автобусе.
– А кто бы сомневался! – глядя в окно отъезжающего автобуса на Яшку, отражали своё видение истины, невольные свидетели этой трагикомедии, пассажиры автобуса.
– Ладно, я пока забегу к Кацу, а ты пока погуляй тут, – видя безвыходность своего положения, Яшка, не сильно желая, всё же решается зайти в квартиру этого, теперь по жизни ему будешь обязанным Каца.
Что ж, хозяин, даже если он сам себе не хозяин, а всего лишь хрен его знает кто таков, но раз существует такая пословица, то Фома, не желающий, как это делалось в семнадцатом году, оспаривать имущественные права этих, как оказалось, так себе хозяев, заявил Яшке окончание пословицы.
– Ладно, барин, – направился в близлежащий замеченный им книжный магазин.
– Идиот… – ничего не поняв из сказанного Фомой, в чём, наверное, каждый из слышавших эту сказанную непонятность Фомы, будет солидарен с Яшкой, Яшка, набрал телефон этого, ввиду его большого роста, невыносимого Каца.
Ну а все те, на кого Яшке приходится смотреть снизу вверх, уже по факту данного природного существования считались им невыносимыми, что было даже как-то страшно за Яшку, которому природа уделила очень скромное внимание, не соизволив его наделить даже хотя бы средним ростом… Так что и говорить вам не надо, что, пожалуй, даже и вы, с которым совсем не знаком Яшка, в его глазах однозначно прослывете невыносимым типом. И наделив того знаниями о своей проблеме, после короткого обдумывания абонента, все-таки получил добро, и уже слегка пройдясь по родственникам этого Каца, о которых теперь мы знаем, что они живут очень далеко на каких-то куличках, отправился на квартиру к этому Кацу.