– Видишь, как надо. В яблоках вся сила! Вот я яблоки ем и никого не боюсь!

– Ведь мы-то не едим, а только собираем, потому и страшно, – пытался оправдаться Пирожок.

«Садовая голова» так и не узнала, чем закончился этот диалог. Удар огрызком оказался не столько болезненным, сколько оскорбительным. Именно поэтому оставаться рядом с Пончиком и Пирожками дальше не имело смысла.

«Вот я и прилетела… – на лету выразила сожаление несчастная птичка. – На новом месте одни страдания. Все меня гоняют, никому я здесь не нужна. Что же делать?»

Впереди показался городской парк. Сверху он походил на миниатюрный Ягодный лес.

– Какое замечательное местечко!

Местность действительно оказалась восхитительной. Всё здесь казалось одновременно и родным, и чужим. Деревья – такие же, как в заповеднике. Только между ними не узкие тропки, а широкие дорожки, усыпанные тростниковым сахарным песком. На главной аллее, которая вела к величественному памятнику, застыли странные скульптуры кухонных принадлежностей: Венчики, Взбивалки, Скалки и Колотушки, два ковша – Большой и Малый. Каменные первые Пекари – старик и старуха, родители Колобка – возвышались в самом центре городского парка.

Издали казалось, что гранитные родители первого хлебного поэта и путешественника хлебом-солью встречают столичных гостей и горожан.

«Уж они-то не обидят», – подумала ворона, решив отдохнуть на холодной каменной композиции.

Сначала пернатая плавно села на голову старика, потом, как будто спускаясь по лесенке, перешла на голову старухе и только после этого соскочила на каменный хлеб. Опустив ободранный хвост в солонку и склонив больную голову, обезображенную большой шишкой, Зевака приступила к самому главному – к изучению хлебного народа.

– Вот они – настоящие потомки Великого Колобка! – с восхищением прошептала ворона, когда увидела неподалёку группу Сушек-близнецов и Бублика. Под руководством Булочки Вертуты опарцы делали зарядку, занимались ушу.

Птице так понравились грациозные и мягкие движения физкультурников, что она решила повторить за ними. Боясь ошибиться, от сильного усердия Зевака открыла клюв и расправила крылья, как ласточка. Пытаясь удержать равновесие, она неуверенно покачивалась на одной лапе, продолжая следить за Дырниками, хлебными изделиями, имеющими дырявые тела. Младшая Сушка обидчиво надула губки. Она неправильно поняла намерения незнакомой птицы.

– А что она дразнится?! – наябедничала Вертуте юная спортсменка.

Булочка тут же встала в стойку и повернулась к вороне, защищая дырявых учеников:

– А ну, кыш! Не мешай заниматься!

– Кыш, кыш, кыш! – как по команде, повторили за мастером спорта близнецы.

– Я вас в обиду не дам! – закричал Бублик, снимая с шеи шарфик и размахивая им в воздухе, как арканом.

Ворона вспорхнула с каменного подноса, который намертво сросся с праздничным хлебом, солонкой и первыми пекарями, и полетела прочь от семейства Дырников – хлеборейцев, внутри которых зияла пустота.

«Эх! Пролететь бы через пустобрюхость навылет! – размечталась ворона. – Может быть, тогда эти опарцы подобреют!»

Неожиданно рядом с ней в воздухе оказалась стая недружелюбно настроенных парковых птиц. Галки, голуби и воробьи попытались прогнать крылатую незнакомку.

– Впереди какая-то площадка… похоже, что детская… И там никого нет… значит… можно спрятаться… кар!!! – закричала ворона, отбиваясь от очередных преследователей.

Стоило лесной гостье приземлиться на горку, как пернатые мучители сразу исчезли, будто их и не было. Вдруг как из-под земли на огороженном участке оказались подростки – две Баранки и Крутон. Весёлая компания облюбовала сахарную песочницу, в центре которой располагался ещё один памятник – молодой Крендель с балалайкой. Шумные опарцы расположились на краю песочницы, достали бутылку рома и стали распивать её, передавая по кругу.