То есть я рада, что у меня будет адвокат. Очень рада! Но он же совсем молоденький. А значит, не опытный? Может даже все еще учится.

Так, отставить панику. Вдруг он гений или умен по годам? Не стоит судить по внешности.

Вот только насмешка в глазах дознавателя свидетельствует совсем о другом. На его лице уже написан приговор. И этот приговор мне совсем не нравится.

Я жить хочу! И в идеале еще и в своем мире!

— У вас час. После преступницу отправят, — сообщает дознаватель, а затем дверь за моей спиной громко закрывается.

Так громко, что вздрагиваю, и от звука и от порыва ветра. Тут достаточно зябко.

— Ну что, давайте приступим? — неловко улыбаясь и, явно, нервничая, предлагает защитник.

Спешит открыть папку, но все бумаги сыплются на пол.

— Я сейчас, — мигом начинает их собирать, а когда я хочу помочь, а заодно и взглянуть, что там в документах. Вдруг что-то важное?

Но, увы, вспоминаю, что не понимаю этих славных закорючек, похожих на смесь корейского с хинди. Как это вообще читается?

— Не надо, я сам! — пугается защитник, выхватывает листы и садится за стол, предлагая мне место напротив.

— Ну, — нервничает так, что на лбу выступают капли пота. — Я просмотрел все материалы дела, и пришел к выводу, что вам лучше написать признание, — говорит он мне, даже не спросив, как вижу эту ситуацию я.

— Разве вы не должны сначала выслушать меня?

— Ах, да.Точно. — спохватывается он, и мои последние надежды тают.

Мне в защитники определили, явно, не специалиста.

Вопрос: это случайно или намеренно?

— Расскажите все с самого начала, — просит он, и тут начинаются проблемы, потому что я не помню. А точнее не знаю.

Жизнь-то не моя, а вот спасать ее теперь приходится мне.

Вот выберусь из этой “ямы” и подумаю, как вернуться восвояси. Непременно! Так и будет!

А пока говорю, что метку не подделывала. Что верила в нее. По крайней мере Силия верила. Свято. Парила на крыльях любви и надежд, пока ее не спустили на землю.

Решаю рискнуть, сообщив, что впервые она появилась на балу.

Тогда ведь Силия впервые заговорила с лордом, бессердечно опалившем ей руку и сердце? Думаю, да. Иначе она бы не показала мне то воспоминание.

Припоминаю и про напиток.

— Может, в нем что-то было? — спрашиваю у защитника, и тот мигом бледнеет.

Вытаскивает из внутреннего кармана белый мятый платок, чтобы утереть пот с блестящего высокого лба.

— Ч-что, например? — нервничает еще больше.

— Не знаю. То из-за чего могла возникнуть ненастоящая метка, возможно?

— То есть вы признаете, что приняли зелье? — выкручивает мои слова.

Да и вообще он все переиначивает так, чтобы скорее меня обвинить, нежели помочь узнать правду. Он точно на моей стороне?

Теперь я ему совсем не верю.

— Говорю же. Тот напиток был не моим. Я перепутала, — повторяю ему, и мужчине становится совсем не по себе.

Он вскакивает с места, и подходит к крохотному окну.

— Не советую вам это говорить. Вам не поверят.

— Почему? — хмурюсь я.

Уж кому я сейчас не верю, так это ему.

— У них все схвачено.

— У кого у них? — не понимаю я, а мужчина так резко оборачивается и подлетает ко мне, что я даже отшатываюсь.

Ну и мастер он пугать!

— Не думайте об этом. Просто напишите признание. Послушайте меня, я ведь на вашей стороне.

— Что-то не похоже.

— Ладно, давайте передохнем, — хватается за голову, а затем садится напротив, тянется к внутреннему карману и достает коробочку с драже.

Очень похожие на те, что у нас назывались “Монпасье”. Боже, тысячу лет таких не видела.

— Хотите? — тянет мне, а я невольно сглатываю, потому что голод мучает настолько, что желудок вот-вот прилипнет к спине. — Вас тут, наверное, едой не балуют.