С другой стороны, однако, если денотат – есть некий реальный предмет, находящийся вне познающего, то смысл действительно должен каким-то образом «выпрыгивать» из сознания к самим вещам для того, чтобы субъект был способен «схватить» сам этот смысловой оттенок «внеположности» объекта сфере субъективного.


Нередко проблему «указательной» функции смысла пытаются решить путем введения термина «интенциональность». Этот термин обычно переводят как «направленность» или «соотносительность». Смысл при этом отождествляется с интенциональностью, т.е. определяется как способ соотношения сознания с предметом.


Следует отметить, что термин «интенциональность» имеет несколько различных значений. Чаще всего интенциональность определяют как «свойство… ментальных состояний и событий, посредством которого они направлены на объекты и положения дел внешнего мира» [183 с. 96]. Отождествить так определяемую интенциональность и смысл не представляется возможным. Действительно, в соответствии с данным определением не всякое ментальное состояние является интенциональным. Например, я могу сказать: «Во дворе собака» – не имея в виду никакого конкретного двора и никакой конкретной собаки. Это высказывание будет неинтенциональным, но, тем не менее, оно, очевидно, имеет смысл. Смысл, таким образом, не задается только отношением к внеположной сознанию реальности. Он может быть задан и отношением, локализованным целиком внутри самого сознания. Более того, мы видим, что смысл высказывания «во дворе собака» почти не зависит от того, имеется ли в виду конкретная собака или же нет. Таким образом, «указание на внеположный предмет» – есть лишь одна из составляющих смысла, некий специфический смысловой «модус».


Следует также отметить, что введение термина «интенциональность» само по себе отнюдь не решает самой проблемы «указания на внеположный сознанию (трансцендентный) предмет». Объяснение данной способности здесь подменяется простым постулированием способности сознания указывать за пределы себя, и это свойство провозглашается сущностным определением сознания. Такой постулативный способ решения проблемы может быть оправдан и вполне эффективен, – но лишь только в том случае, когда рациональное решение поставленной проблемы действительно не возможно. Тогда мы просто говорим: «Таково положение дел, оно парадоксально, но мы должны смириться с этой парадоксальностью». Но, как мы увидим далее (гл. 4), проблема трансцендентного предмета вполне рационально разрешима и, следовательно, нет никакой необходимость решать ее постулативно – произвольно утверждая интенциональность как сущностное свойство сознания.


Возможно и другое, более широкое истолкование термина «интенциональность». Э. Гуссерль, в частности, обобщенно определял интенциональность как «соотносительность» [52]. (Здесь, можно, также, привести краткое, но емкое определение Сартра: «интенциональность есть… отрыв от себя» [179 с. 62]). Если «соотносительность» понимать предельно широко – как любое отношение между любыми предметами, то в этом случае смысл действительно оказывается синонимом «интенциональности». Смысл любого предмета (а смысл, очевидно, имеет любой предмет – не только знак, слово, или предложение, – но и любой из окружающих нас «чувственно воспринимаемых» предметов: стол имеет смысл «стола», книга смысл «книги» и т. д. – это уже говорит о том, что традиционный «лингвистический» подход к проблеме смысла чрезвычайно заужен) не тождественен с самим этим предметом. Также как смысл слова «собака» не заключен в самом звучании или написании этого слова, так и смысл реальной собаки – не заключен в том, что мы в данный момент непосредственно воспринимаем, т.е. не заключен в самом «образе» собаки, или даже в собаке, как физическом объекте. Смысл любой вещи всегда раскрывается через что-то, отличное от самой этой вещи. Смысл – это всегда есть отношение данной вещи к каким-либо другим вещам.