Отметим, что приведенные аргументы (особенно первый и второй) приложимы в равной мере и к «элиминирующему материализму», и к «логическому бихевиоризму».


Исходным пунктом другого способа элиминации субъективного является критика так называемого «удвоения реальности». Нам говорят, что нет никакой необходимости рассматривать то, что мы непосредственно вокруг себя воспринимаем, как нечто существующее «в голове». То, что мы непосредственно видим, слышим, осязаем и т. д. – говорят сторонники этой теории, – это никакие не ощущения, а сами реальные предметы внешнего мира и их свойства – как они существуют «сами по себе», «в подлиннике».


Одним из первых подобную «экстериоризацию» субъективного осуществил А. Бергсон. Согласно разработанной им «интуитивистской» теории познания, «материя совпадает с чистым восприятием», она «абсолютно такова, как кажется» и, следовательно, «было бы напрасно придавать мозговому веществу способность порождать представления» [17 с. 202—203].


Это означает, что то, что мы воспринимаем вокруг себя – это не образы, порожденные мозгом, или существующие «внутри мозга», а сами внешние объекты, как они существуют сами по себе, «в подлиннике». Психический аппарат лишь входит в контакт, связывается с этими внешними объектами и в результате эти объекты обретают способность управлять поведенческими актами.


«…нервная система не имеет ничего общего с устройством, предназначенным производить или, хотя бы даже подготавливать представления» – писал А. Бергсон, – «функция ее состоит в том, чтобы воспринимать возбуждения, приводить в движение моторные механизмы и представлять как можно большее их количество в распоряжение каждому отдельному возбуждению» [17 с.175].


Таким образом, с точки зрения Бергсона, мозг отнюдь не генератор образов или вообще каких-либо субъективных состояний, а просто некая «рефлекторная машина». «Субъективное» же – это и есть окружающий нас реальный мир, который не нуждается в каком-либо «дублировании» или «копировании» внутри мозга, он сам выступает в роли своей собственной модели.


Здесь, однако, возникает сложность, связанная с тем, что сфера субъективного состоит не только из образов внешнего мира, но также из представлений, воспоминаний, смыслов, интеллектуальных и волевых актов, эмоций. Ясно, что все это весьма трудно отождествить с внешними объектами – как они существуют «сами по себе». Для того чтобы решить эту проблему, по крайней мере, в отношении памяти, Бергсон предложил рассматривать воспоминания как непосредственный доступ к прошлым состояниям внешнего мира. Если, к примеру, я вспоминаю свою квартиру такой, какой она была десять лет назад, то я извлекаю образ квартиры отнюдь не из каких-то «хранилищ» памяти, а вижу «в подлиннике» действительное прошлое своей квартиры. Таким образом, по крайней мере, одну из разновидностей памяти – так называемую «память духа» (декларативную эпизодическую память – по современной терминологии) – удается также «вынести» за пределы мозга и «спроецировать» в объективную реальность.


Параллельно с Бергсоном сходную онтологию разрабатывал ученик Ф. Брентано, К. Штумпф, а также Н. О. Лосский и ряд других философов [114, 233].


Как нам представляется, нет особой необходимости детально обсуждать данную стратегию элиминации сферы субъективного, прежде всего в силу ее достаточной известности, тем более что здесь, по сути, полная элиминация субъективной сферы не достигается. Хотя чувственность, память, представления, а также в некоторых версиях «интуитивизма» и даже смыслы, эмоции – выносятся вовне, рассматриваются как свойства «самого бытия», все равно есть некий «остаток» субъективности: в виде «актов» сознания, – например, актов сравнения, различения, узнавания, внимания и т.п., в виде «направленности» на объект этих актов, в виде отношения к объектам, а также, в виде волевых актов. Следовательно, субъективное здесь полностью не устраняется.