самый первый – срочно перейти на ночную жизнь.

Они вставали в десять вечера, садились за книги,

потом отвлекались на постирушки или уборку, пили чай,

снова учились, в девять утра бежали в столовку,

чтобы потом занавесить свободным одеялом окно,

закрыть дверь и снова завалиться спать до вечера.

Солдаткин научил молодого товарища хорошей штуке —

при полном отупении минут двадцать стоять на голове.

Ощутив через неделю уверенность в собственных силах,

Степанов ринулся в бой – ему, протрезвевшему, везло,

Сергей Солдаткин, в центре Колюня. Ночная учёба. Фото из архива

он быстро ликвидировал свои задолженности, но…

Но тут на горизонте возникла теория вероятностей,

которую преподавал Илья Семёнович Честницкий.

Развязался с «тервером» – за ним пришла новая беда,

в одну прекрасную ночь кто-то проник в медпункт,

находившийся на первом этаже их общежития,

он работал вахтёром, но случилось всё в чужую смену,

милицейские крепко взяли его сменщика в оборот,

тот припомнил, что за полночь по коридору

шастал Андрюха, бывший сотоварищ Степанова по АВМ.

Закрыли и Андрюху – из медпункта пропал промедол,

в их общей со Степановым тумбочке нашли бинты, вату,

поэтому начали таскать теперь и того – откуда дровишки?

На самом деле Степанов привёз бинты и вату из дома,

но капитана такие показания совсем не устраивали —

кроме слов вахтёра, у них больше ничего не было.

Капитан начал грозить Степанову тюрьмой и армией,

но легко прессовать только перепуганных наркоманов.

а вот человека с нормальной психикой трудно испугать,

и Степанов в очередной раз поблагодарил небеса за то,

что крайне своевременно перестал убивать свой мозг.

Андрюхе в камере крепко досталось, вахтёру тоже,

но дело как-то не склеилось, всё притихло,

а через месяц Андрюхин папаша, строгий полковник,

во избежание статьи сам лично сдал сына в армию.

В общем, жизнь вокруг бурлила и не стояла на месте,

тут опять умер генсек, всё завертелось, понеслось,

утихли проверки документов на дневных сеансах кино,

вызывавшие стойкое раздражение всех влюблённых.

Остепенившегося Степанова избрали в студбытсовет,

потом в студенческий профком института.

Конопля так или иначе возникала ещё много раз

в его развесёлой студенческой жизни,

теперь наступало иное время – делюганское.

Самые предприимчивые меняли у селян на траву

джинсы, магнитофоны, фотоаппараты, часы,

потом привозили её в город – для перепродажи.

Бизнес был рискованный, коварные крестьяне

частенько отбирали у городских товар и крепко били.

На последнем курсе их снова отправили в колхоз,

в погранзоне дурь росла высотой с кремлёвскую ёлку,

в местной бане Степанов однажды накурился так,

что начал наконец-то понимать азербайджанский язык.

Но курилось теперь не так, без полного погружения,

без прежнего юношеского задора и фанатизма,

теперь Степанов знал, что с травою шутки плохи.

Конечно, она раскрашивала мир и меняла сознание,

но развитию юных умов точно не способствовала…

Однако по книжкам всего этого было ему не понять,

на горьком личном опыте Степанов понял с годами,

что настоящий кайф приносили ему не трава, не власть,

не деньги и не огненная вода, а обычное творчество —

от вынашивания идеи до процесса её воплощения.

Колян-молодой украл у Коляна-старшего куртку,

однако забыл о содеянном, припёрся в ней и был бит,

потом выцыганил у Степанова сто рублей на джинсы,

обещал привезти через неделю, а пропал навсегда.

Серёга Солдаткин уехал аспирантом в Плехановку,

прислал Степанову на свадьбу набор постельного белья,

потом работал деканом факультета в их альма-матер.

Степанов всё хотел заехать, пообщаться – увы, замотался.

Как-то раз в самом начале лихих девяностых