Друсса охватило гнетущее чувство уверенности в том, что он никогда не узнает ни тайну Импульса, ни то, чего в действительности добивался его отец и почему ради этого ему пришлось спуститься в Квалл. Друссу казалось, будто внутри него пустое неподвижное пространство, сосредоточенное вокруг явственного ощущения, что его жизнь закончится именно здесь, что он исчезнет из Линвеногра так же, как когда-то исчез его отец, и что это, собственно, уже произошло.

Друсс сел и утопил лицо в ладонях. Он подумал, что с помощью таблотесора можно было бы вызвать Тенана и Хемеля, но тут же понял, что это мало что даст, ведь он не знает, где находится. Город большой, и даже если помощники сразу кинутся его искать, даже если им очень повезет, то без конкретных ориентиров им потребуется несколько дней. Слишком много. А время уходит. Это, наверное, тот самый момент, когда стоит сказать себе: «Всё, хватит, дальше я не пойду!» И эта мысль принесла ему успокоение. Он поднял голову, чтобы еще раз взглянуть на свое отражение, – и замер. Его зеркальный двойник не сидел, как он, а стоял, улыбался и указывал пальцем вверх.

– Что? – спонтанно вырвалось у Друсса, который видел в своей жизни множество зеркальных лиан, но ни в одной из них не проявлялось отражение, наделенное собственной волей.

В ответ двойник Друсса развел руками и еще раз с улыбкой направил палец вверх. Друсс машинально поднял глаза, но не заметил ничего полезного или заслуживающего внимания. Голубой круг безоблачного неба и солнце, уже коснувшееся кромки трубодома.

– Это какое-то безумие, – пробормотал Друсс.

Двойник пожал плечами, не переставая улыбаться, и было в этом что-то обезоруживающее, удивительным образом наполняющее живой энергией и побуждающее к действию.

Друсс преодолел внутреннее сопротивление, собрался и открыл таблотесор, но почему-то не мог на нем сосредоточиться и воспринимал как нечто бесформенное, мерцающее и размытое, скопление бегающих белых муравьев. Это было странно, но наводило на размышления. Друсс закрыл таблотесор и взглянул на своего зеркального двойника, который теперь покорно повторял его движения. Он растерянно размышлял, что все это значит, и в то же время пытался уловить нечто уже всплывающее из глубин воспоминаний. Он внимательно наблюдал. Терпеливо ждал, когда образ обретет плотность, резкость и наполнится призрачной материей памяти.

Дождался.

Друсс вспомнил, что несколько лет назад Менур возбужденно рассказывал ему об экспериментах перусов и их успешной, но малоэффективной разработке, позволявшей глушить таблотесоры. Метод работал исключительно на небольших расстояниях, а один перус мог воздействовать лишь на один чужой таблотесор. Кажется, несмотря на многочисленные попытки, повысить эффективность этого метода не удалось и дальнейшая работа была приостановлена. Да, именно так, Менур еще утверждал, что мощный разрушительный импульс может ненадолго отключить личностные функции сознания. А это значит, что перусы по-прежнему втайне совершенствуют методы внешнего воздействия на механику таблотесоров, и им почему-то очень важно, чтобы последний человек в Линвеногре бесследно исчез.

Не дождетесь!

Друсс забрался на ствол карликового экмара и крикнул:

– Эй ты, паукообразный, покажись! Я знаю, что ты там!

Долго ждать не пришлось. Через некоторое время из-за края трубодома осторожно высунулся эктоплазматический вырост.

– Да, я с тобой говорю! Скажи своему Магистру, что он ошибся! Понимаешь?!

Вырост сжался, потом нервно вытянулся, как будто перус не мог решить, что делать, и вдруг без предупреждения исчез из виду. Друсс удовлетворенно улыбнулся: сильная приверженность иерархическим отношениям – их самое слабое место. Какие бы ранее приказы ни получил этот перус, создававший помехи, теперь ему придется посоветоваться с Магистром, которому он подчиняется. И Друсс может этим воспользоваться.