– Да, я знаю, прости. Для нас это довольно тяжело. Они, они такие…

– Большие? – предположил Тенан, который обрел душевное равновесие, когда человек и замин закончили трапезу.

Хемель басовито буркнул и, окинув тяжелым взглядом перуса, закончил фразу:

– …прекрасные.

Друсс завороженно смотрел на них. В такие моменты он еще раз убеждался, что ощущение чуждости, въевшееся ему в кожу, когда он находился в их компании, никогда не исчезнет, потому что он и правда не сможет познать никого из них, даже если проживет в Линвеногре тысячу лет.

Друсс сел и вернулся в памяти к тому дню, когда двенадцатилетним мальчишкой возвращался из мастерской Менура. Вдруг затряслась мощеная улочка. Раздался мощный грохот, и стена одного из домов взорвалась кирпичами и облаком пыли. Взрыв опрокинул Друсса на мостовую. Он был ошеломлен и напуган. Он не знал, что происходит, и ему хотелось плакать. Встав на дрожащие ноги, он увидел нечто, выходящее из облака пыли.

Этот образ навсегда врезался ему в память.

Существо напоминало замина, но было огромным, как дом, чудовищным, мокрым. Гора мышц, обтянутая дряблой, обвисшей кожей и увенчанная конической головой, растущей прямо из туловища, без шеи. Чудище выпрямилось, устремило над крышами домов взгляд своих огромных, как прожекторы, глаз, открыло необъятную пасть и рыкнуло. Друсс потерял слух. Он слышал только тихий писк. Больше ничего.

В этой пищащей тишине он ощутил тепло горячей мочи, стекающей по ногам, и увидел толпу заминов, нахлынувших океанской волной, в один миг окруживших гигантское существо и накинувших на него веревки. Гигантская матка сопротивлялась, расшвыривала их по сторонам, словно детские игрушки, но мелких самцов было так много, что в конце концов она сдалась и была втянута вглубь разрушенного здания. Друсс стоял как окаменевший. Он даже перестал дрожать. Не помнил, как вернулся домой. Только через два дня у него восстановился слух, и он нашел в себе слова, чтобы рассказать испуганным родителям, что с ним случилось. Он старался не возвращаться к этому воспоминанию слишком часто, иначе оно напоминало ему о том, что кроется в недрах глубоких пещер, над которыми построены почти все дома заминов.

– Что случилось? О чем ты думаешь? – спросил Тенан.

– О том, как мне повезло, что я могу работать с вами, – соврал Друсс.

Эктоплазматический вырост начал раскачиваться, как трава на ветру.

– Я знаю, что это шутка, но я ее не понимаю.

«Я тоже», – отметил про себя Друсс, но промолчал.

Перусы не менее странные, чем замины. Это невероятно любопытные паукообразные существа, Они напоминают пауков, любопытны и чрезвычайно привержены ритуалам. Живут колониями в трубодомах, которые действительно напоминают широкие дымоходы, поросшие изнутри огромными наростами грибниц, в мякоти которых перусы вырезают свои жилые отсеки. Трубодома не имеют крыш, естественный свет проникает внутрь, освещая сады, устроенные на дне этих сооружений. В этих садах перусы выращивают свои биотрические лианы и откладывают яйца, из которых выводятся следующие поколения перусов. Эти существа – любознательные исследователи, способные вступать в симбиотические отношения с растениями. Они упорно систематизируют мир, поэтому среди них можно встретить приверженцев самых различных теорий, объясняющих устройство реальности, зачастую противоречащих друг другу. Однако не в этом причина непостижимости их существования. Непреодолимым барьером является принципиально иное строение их организмов, а следовательно, несколько иной способ взаимодействия с миром.

Они не питаются так, как люди или замины. Перусы поглощают пищу через кожу. Они буквально сидят на еде, имеющей консистенцию текучей суспензии или жидкой кашицы. Конечно, это сопровождается сложным ритуалом, который никто, кроме них самих, не понимает. Еще более загадочным является церемониал удаления экскрементов, которые выходят из их организма через эктоплазматический вырост. Этот процесс связан с серьезными запретами и табу, но, как утверждает Менур, это наиважнейшая религиозная практика в жизни каждого перуса. Больше он ничего не согласился выдать. Можно предположить, что это имеет какое-то отношение к спинным железам перусов, вырабатывающим крепкие волокна, похожие на паутинные нити, но способные выполнять функции дополнительных органов чувств и внешних резервуаров памяти.