– Мой разум открыт, – странным отчужденным тоном, чуть громче шепота, заговорила Соланж. – Путь открыт. Мы будем твоим голосом. Мой разум открыт. Путь открыт. Мы будем твоим голосом…

– Мне тоже что-нибудь спеть? – со смехом спросил Мартин, но никто не обратил на него внимания.

– …Путь открыт. Мы будем твоим голосом. Мой разум…

Глаза Мартина округлились, и если бы не напряжение, Уэс рассмеялся бы от этого зрелища.

– Боже! – проговорил Мартин. – Долго еще это будет… ЧЕРТ!

Он вздрогнул и отдернул пальцы от планшетки.

– …Мы будем твоим… Мартин, не прерывай контакт!.. голосом. Мой разум открыт…

Мартин снова прикоснулся к планшетке, но осторожно, дрожащими руками.

– Кажется, я почувствовал… ГОСПОДИ, ОНА ШЕВЕЛЬНУЛАСЬ!

Теперь он уже не убрал пальцев, и, когда планшетка нерешительно сдвинулась примерно на дюйм, по толпе зрителей снова пробежал шепот. Уэс подался вперед, сердце его колотилось. Планшетка замерла, а затем снова плавно заскользила поперек доски.

– Мы установили контакт, – прошептала Соланж, по-прежнему сидя с закрытыми глазами. – Пусть она движется. Мартин, ты пытаешься ее тормозить.

Планшетка начала описывать медленную широкую дугу.

– Кто ты? – спросила Соланж.

Планшетка скользнула к «да». Когда Соланж повторила вопрос, она какое-то мгновение лежала спокойно, а затем спустилась ниже, к ряду черных букв, отпечатанных на доске.

– Называй буквы вслух для меня, – попросила Соланж.

Уэс скользнул по дивану туда, откуда мог лучше видеть доску.

– «Б», – произнес он. – «О»… «Б»…

Планшетка нырнула ниже и завертелась, словно катилась по вощеной поверхности.

– Опять «Б»… «И»…

Планшетка остановилась.

– Бобби.

– Значит, Бобби будет нашим проводником, – прошептала Соланж. – Контакт усиливается, становится очень прочным.

– Твою мать, мои пальцы горят! – прохрипел Мартин.

– Чем ты занимался при жизни? – спросила Соланж.

Планшетка снова начала указывать буквы, быстрее, чем раньше. Уэс произносил их вслух:

– «С»… «О»… «О»… «Б»… «Щ»… «Е»… «Н»… «И»… «Е».

Слово повторилось еще дважды, с каждым разом все быстрее. А затем сложилось новое:

– «З», – называл буквы Уэс. – «Л»… «О». «ЗЛО». Это значит «зло».

– Это твое сообщение? – еле слышно прошелестел в притихшем зале голос Соланж. – Что это значит?

Планшетка закрутилась в безумном вихре, а затем снова опустилась к тем же буквам: «З Л О З Л О».

– С тобой есть еще кто-нибудь?

«Д А».

– Кто они?

«Т А К И Е Ж Е К А К Я».

– Господи! – выдохнула Мисси, потянулась за вином, но сначала закапала свои модельные джинсы и только потом донесла бокал до рта.

– Кто такой Таракан? – выпалил Мартин. – Как его зовут?

Планшетка не двинулась с места. Соланж медленно повторила оба вопроса, и почти тут же планшетка неуверенно указала:

«З Л О И С П О Л Ь З У Е Т Е Г О».

– Использует? – переспросил Уэс. – Как это понимать?

– Один из нас хочет поговорить с Орлоном Кронстином, – шепотом продолжила Соланж. – Он рядом с тобой?

И немедленный ответ: «ДА».

– Тогда пусть он отзовется.

Пауза затянулась, планшетка как будто умерла. А затем она внезапно едва не спрыгнула с доски.

– Черт! – сказал Мартин, когда она завертелась от «ДА» к «НЕТ» и «МОЖЕТ БЫТЬ», а потом обратно, то ли три, то ли четыре раза подряд.

– Рассеянная энергия, – спокойно произнесла Соланж. – Тише, тише. У тебя есть сообщение?

– Это даже лучше, чем «Кроссвитс»[27], – пробормотал себе под нос Уэс. Мартин оглянулся на него и нервно хихикнул.

Затем планшетка упала на нижнюю часть доски так быстро, что казалась всего лишь размытым пятном. Она начала бегать вдоль рядов букв. Уэс наклонился к ней.

– «З», «Л». – прочитал он. – «ЗЛО. ЗЛО». Он повторяет одно и то же снова и снова.