– А что я должен был делать в этой ситуации? Я же мчался как мог, чтобы не заставлять тебя ждать!

– Чтобы потом пропасть в туалете? Мужики, курившие у ресторана, поглядывали на меня с вопросом в глазах – почему я стою одна у входа. Вот я и пошла к метро, чтобы не приставали.

– А позвонить нельзя было?

– А самому-то не ясно, в какую сторону я могла пойти?

– Я думал, ты в туалете.

– В туалете дольше тебя? Не смеши меня.

– Как можно было испортить такой вечер? Знаешь, я хотел отвезти тебя в Париж, все бросить к твоим ногам, а ты просто не можешь мне дать. Мы с тобой уже два года вместе. Понятно, что ты не берешь в расчет первый курс, но по факту я тебя вижу каждый день.

– Я тебе ничего не должна. Иди в душ, а то пахнешь как псина.

– Всю жизнь мне не везет с сексом. Сейчас уже могу честно тебе сказать – терять нечего. Не было у меня никакой девушки, только уродливая проститутка. Ты меня даже видела в тот день год назад. Я стоял у входа в общагу разодетый.

– Я помню. Ты тогда проститутку заказал? – удивилась она.

– Да. Один никчемный раз, после которого вообще ничего не хотелось. Я тебе все честно выложил, а ты уж решай – общаться тебе со мной после этого или нет.

На следующий день О. после занятий позвала меня к себе. Она сказала, что ее не смущает мое откровение. Она, наоборот, рада, что я рассказал ей правду. Потом протянула мне что-то большое и плоское в подарочной упаковке. Я хотел открыть дома, но она настояла, чтобы посмотрел при ней. Я развернул бумагу. Вышитая картина в рамке из темного дерева: волк с волчицей под луной. Снизу в инициалы О. было ловко вписано (точнее, вышито) число 13 нитками чуть более яркого оттенка. На первом курсе я читал ей свою поэму. Иногда посылал MMS с изображениями верных друг другу волков. Эта созданная ее руками картина стала самым личным подарком, который я когда-либо получал.

– Он больше не один, теперь у него есть пара, – сказала она.

* * *

Еще зимой я подал заявку на участие в конкурсе молодежных короткометражных проектов, который устраивала администрация города. Меня попросили предоставить фильм для отборочного жюри. Я принес диск, приложив к нему пояснения по поводу сюжета. В мае куратор мероприятия сообщила, что фильм стал участником основного конкурса. Его планировали показать вместе с другими работами на большом экране в кинотеатре дворца культуры. С. не захотел пропускать занятия ради показа, а я решил сходить.

Полный зал зрителей. Журналисты. Во время показа конкурсных фильмов я понял, что не вписываюсь в формат. Это были любительские истории из жизни школьников, наподобие «Ералаша». Лишь одна работа в стиле мокьюментари[2] выглядела любопытной. Она рассказывала о ребенке, интересовавшимся изобретениями деда, который оказался древним волшебником.

Когда включили наш фильм о расщеплении личности у больного СПИДом студента, зал замолчал. Я сидел в среднем ряду и следил за реакцией публики. Мне доставляло несравненное удовольствие, что мое творение показывают в настоящем кинотеатре перед полным залом. Фильм закончился, и раздались аплодисменты. Однако при появлении в титрах других фрагментов съемок под музыку Виктора Цоя снова наступила тишина, словно зрители хотели увидеть продолжение истории.

После мероприятия ко мне подошли несколько человек и сказали, что этот фильм очень необычный, а концовка берет за душу.

Большую часть призов взял фильм о волшебном деде. Свой приз и я получил – показ на большом экране.

До завершения съемок нашего полного метра оставался всего один день. Нам нужен был проливной летний дождь. Мы сверились с прогнозом и были наготове. Едва хлынул ливень, мы быстро вышли из метро и сняли одни из лучших кадров. Весь отснятый материал превысил тридцать часов. Мы уже утомились от проекта, длившегося без малого год. С. сказал, что за лето соберет черновую версию фильма.