В тот день я видел первый и последний раз голубые глаза, полные слез. Больше маленький боец не предоставил мне такой возможности. Ни на похоронах сестры, на которых она отсутствовала, ни когда я дал ей понять, что наш брак – простая формальность. Мне нужна была жена, и эта девушка подходила на данную роль. Почему бы и нет.

И все же ее воинственность оказалась заразительна. Сегодня я вновь увидел в ней того самого бойца, желающего укусить меня. И мне понравилось это. Потому что этим она отличалась от своей сестры. В этом Фэл была настоящей.

Фэл. Качаю головой. Раньше я не называл ее так.

Этой девушке снова удалось спровоцировать меня нарушить собственное правило.

А теперь, когда голубоглазая валькирия вышла на тропу войны, я ощущаю странное желание ответить ей взаимностью. Принять этот вызов и поставить ее на колени. Процесс подчинения. Пожалуй, лучшее, что я получаю от какой-либо игры. И сегодня моя жена любезно предоставила мне это, отказавшись от того, что много лет буквально совала мне под нос. Она сделала то, чего не стоило. Вызвала во мне интерес, который я пообещал себе никогда не испытывать ни к одной женщине после Мэл. Но обещания для того и нужны, чтобы их нарушать.

Конечно же, у меня были женщины после смерти Мэл. Все блондинки. Но ни одна из них не задерживалась более, чем на один раз. Я не утруждал себя ни раздеванием, ни тем более прелюдией, а просто утыкал их лицом в подушку и трахал. Мне было плевать на них. Я будто наказывал каждую, к которой прикасаюсь, потому что в этот момент ненавидел себя. Потому что ни с одной у меня не вышло избавиться от образа жены в голове.

Кроме ее сестры.

И, как бы ни старался представить на ее месте Мэл, не мог. Именно это вызывало во мне ярость. Отвращение и чувство вины перед покойной женой. Потому что единственная девушка, способная затмить Мэл, оказалась ее же сестра.


Но я слишком долго отталкивал Филицию от себя. Настолько, что довел ее до крайности. И пускай внешне она точная копия моей бывшей жены, теперь я начинаю понимать, что притягивает меня в ней абсолютно другое.

Сделав глоток обжигающего виски, я с шумом опускаю бокал и беру со стола портрет Мэл. Она была такая милосердная. Утонченная. Мягкая. Умная и знающая себе цену. Настоящее воплощение доброты, и я не заслуживал такую женщину.

Мои пальцы сжимают рамку, чуть не ломая ее. Почему она не оставляет меня в покое? Почему я не могу позволить себе жить без нее? То, что я сделал с их отцом, должно был позволить мне наконец вдохнуть полной грудью, но чувство вины перед Мэл по-прежнему давит на грудь.

И это не потому, что однажды я пообещал одному человеку уничтожить Анджело Баскиано. Я сделал это только ради своей жены, потому что ее ублюдский папаша был виновен в том, что случилось с ней. Такую же угрозу он представлял и для Филиции, но теперь она в безопасности от него.

Сжав челюсти, включаю видео, где отрезаю от этого старого дерьма по куску, и, поставив фотографию Мэл напротив экрана ноутбука, оставляю ее наедине с ним в надежде утолить гниющую в душе рану. Но эта рана никогда не заживет, потому что в этом доме есть живой призрак моей бывшей жены. И этот призрак хочет уничтожить меня. Но я больше не позволю ей застать себя врасплох.

7


С того самого момента, как Эзио поднялся из-за стола и лишил меня своей компании, тревога камнем осела в моей груди. Возможно, причина этого беспокойства связана с его реакцией на мою просьбу о разводе. А точнее, с ее отсутствием.

Что-то еще?

Это было сказано таким тоном, будто капризная девчонка требовала от него конфетку. Только это, черт возьми, не конфетка, а гребаный развод! И я хочу его. Хотела. Черт… Я не знаю! Он делает из меня сумасшедшую! То убить хочу, то растечься у его ног лужицей.