— Я вас поняла, я свяжусь с ними в ближайшее время. Простите, мне нужно идти.

Понимаю, что поступаю невежливо и, по-хорошему, нужно расспросить его подробнее, узнать, сколько у меня есть времени, каковы прогнозы, задать кучу правильных вопросов, которые, почему-то, сейчас повылетали из головы, но вместо этого я просто обхожу мужчину и бреду по длинному коридору к выходу. Время. У меня больше нет времени. И денег нет. Той смешной суммы, что мне удалось скопить явно не хватит на операцию, последующую терапию и реабилитацию в частной столичной клинике. А государственные…у них своих столичных пациентов хватает, найти бы для всех место. Выхожу из здания, поднимая глаза на затянувшееся тучами серое небо и в очередной раз не могу сдержать слезы. В голове хаотично летают мысли, вопросы, ответы. Но нет ни одного правильного. Подхожу к обветшалой, видавшей лучшие дни лавочке, и падаю на нее обессилено. И думаю, думаю, думаю, прокручивая в голове варианты. Ругаю себя за глупую принципиальность. Может не была бы такой гордой, глядишь, уже бы набрала нужную сумму, а то и…

А потом в голову приходит совершенно абсурдная идея. Я зареклась просить у тех, кто всегда нас ненавидел. Но сейчас, когда на кону стоит жизнь мамы, я готова умолять их о помощи. Потому что нет у меня выбора, кроме как сейчас идти на поклон к семье отца и просить их спасти мою маму.

Подрываюсь с места, ноги сами несут меня в сторону остановки и уже через полчаса я стою в центре города, напротив высокого здания, в котором находится офис, когда-то принадлежавший моему отцу, а теперь…теперь он принадлежит этим гиенам, к которым я обещала себе не обращаться, и сейчас нарушаю данное самой себе слово.

В здание мне просто так войти, естественно, не позволяют. Останавливают у входа, а потом пристально следят, пока набирают номер нужной приемной. А я только сейчас понимаю, каким глупым и опрометчивым был мой порыв. Здесь меня никто не ждет и нужно было ловить дядьку вечером, у дома. Моего бывшего дома, который теперь принадлежит брату отца.

Уже собираюсь развернуться и покинуть холл, когда, к моему удивлению, мне выдают пропуск и позволяют пройти.

6. Глава 5

Василиса

Улыбнувшись охраннику вымученной улыбкой, я двигаюсь в сторону лифтов. Если бы не сложившаяся ситуация и не поджимающие сроки, я бы ни за что сюда не пришла. Только в жизни не всегда все происходит так, как хочется нам, не всегда она играет радужными красками, бывает так, что все краски вокруг тускнеют, и ты тонешь в болоте, дергаешься, силясь выплыть, вырваться, ухватиться за тоненькую веточку, а она ускользает от тебя каждый раз, стоит только приблизиться.

Вот и я сейчас тону, тону в болоте из безысходности и отчаяния, вынужденная идти на поклон к тем, кто вышвырнул нас из родного дома и чувствуя себя при этом так, будто меня на помост для смертной казни ведут, а я не сопротивляюсь даже.

Лифт издает характерный звук, извещающий о прибытии и его двери раздвигаются, выпуская наружу немногочисленных пассажиров. Вхожу внутрь и взгляд непроизвольно цепляется за отражение в зеркале. Благо, в лифте я одна. Смотрю на себя и не узнаю просто, в ярком освещении светодиодных ламп мой, и без того непривлекательный облик, сейчас выглядит еще печальнее.

И когда я успела превратиться из вполне себе симпатичной девчонки в то, что сейчас отражалось в зеркале? Уставшая, осунувшаяся с красными опухшими глазами и синими на пол лица кругами. Да, Лиса, браво, в свои неполные двадцать ты мечта производителей косметики.  

Когда лифт останавливается на нужном этаже, меня охватывает дрожь. Стоило, наверное, заготовить речь, прежде чем приходить. Мне всегда было сложно просить, не привыкла я этого делать, мне было проще самой, но отчаянные ситуации требуют отчаянных мер, так ведь? Выхожу из лифта, когда двери в очередной раз раздвигаются, и попадаю прямиком в приемную. Я уже здесь бывала, давно, в прошлом, когда еще папа был жив и все это принадлежало ему.