С расчётом веду языком по искусанным губам, встаю на пальчики, вжимаясь животом всё в тот же раскалённый жезл, и сиплю:

– Готовься к проигрышу, мальчик.

Он непонятно хмыкает. Приподнимает правый уголок тонких губ и склоняется ко мне. Сгребает ладонями за талию и подтягивает на себя, пока сосками не вжимаюсь в его грудину. Через силу стон боли сдерживаю от такого интимного и сексуального контакта. Низ живота принимается неприятно ныть и тянуть. Плотнее сжимаю бёдра, ненароком поёрзав по задубевшему стволу. Психопат сжимает зубы, выпуская сквозь них шипящий выдох. Я этим самым выдохом чуть не захлёбываюсь. На рецепторах застыла смесь крови и никотина. Сейчас этот вкус смешивается с таким же запахом, только более мускусным, тяжёлым, мужским. Маньяк пахнет сигаретным дымом, потом, металлом и лесом. Он пахнет так, как должен пахнуть настоящий мужчина. Никакой ванили и сладости. Никакого лоска. Ничего лишнего, кроме аромата, будоражащего мою кровь и женское начало. Инь, мать вашу, которое уж как-то очень подозрительно точно совпадает с ян. И меня это до чёртиков пугает.

Маньячело прибивается мордой вплотную к моему лицу. Коснувшись своими жёсткими губами моих, которые даже мне кажутся податливее размягчённого пластилина, выталкивает:

– Во взрослых играх может быть только один победитель. Прости, Фурия, но это не ты.

Глаза безвольно закрываются. Организм готовится к новой тестостероновой атаке. Он, damn^>4, её жаждет. Но вот фигня: ненормальный оставляет этот раунд за собой. Лизнув мои губы, неожиданно убирает руки, разворачивается и, ни разу не обернувшись, уходит. Только издевательское эхо его смеха не даёт забыть, как он меня унизил, сначала доведя до безумия, а после оставив стоять здесь одну: потерянную, возбуждённую и чертовски злую.

***

К тому времени, как мне всё же удаётся отдышаться и хоть немного успокоиться, в голове уже зреет большая часть хитроумного плана, способного свести извращугу с ума. Если он думает, что мы уже закончили, то он чертовски сильно ошибается. Мы только начали! Первый уровень самый лёгкий и незначительный. Победа в нём бессмысленная. Важно только то, кто возьмёт главный приз. Можно всё сражение отставать, а в итоге оказаться на троне.

Меня в жизни никто не оскорблял так, как этот вшивый солдатик! Кем он себя возомнил?! Кретин перекачанный! Ещё никто не остался безнаказанным за подобное. И он этой участи не избежит. Я его перетру в пыль! Сожгу! Разорву на мелкие тряпочки! Этот психованный будет на коленях у меня прощения вымаливать.

– Я – Кристина Царёва! – заявляю отражению. – Я – победитель!

Даже спустя около получаса из некоторых ран, оставленных зубами, продолжает сочиться кровь, а щёки, разукрашенные ярким румянцем, пылают.

– Это гнев. Праведный гнев! – рьяно убеждаю зеркало в своей правоте. – И вовсе это никакое не смущение! Ну, стянул этот придурок первый поцелуй, и что с того? Ни-че-го! Он и целоваться-то не умеет. Уверена, что большинство… Какое там большинство? Любой другой целуется намного лучше. А возбуждение…

Что же… С этим сложнее.

Раздражённо плескаю в лицо холодной водой уже в десятый раз. Выхожу из ванной в примыкающую к ней спальню. Роботизированной походкой направляюсь к широкой кровати. Падаю на неё спиной и упираюсь глазами в розовый потолок, раскинув руки в стороны.

Пусть это и дом Макеевых, но здесь я проводила больше времени, чем в родительском гнёздышке. У меня здесь даже своя комната есть. Папы никогда не было дома, вечно пропадал на работе или ездил в командировки, а меня отправлял к своим друзьям, чтобы ничего не натворила в его отсутствие. От меня вся прислуга вешалась, но это был единственный способ привлечь папино внимание. Со временем я привыкла к тому, что его никогда не бывает рядом, и научилась сдерживать себя, чтобы не создавать проблем.