– Жалко животный мир. – Я пожала плечами и подала ему руку.

– Я считаю правильным переход на растительную пищу только по состоянию здоровья. – Максим Леонидович всё ещё придерживал меня за талию.

– Сейчас я с вами соглашусь, но года четыре назад вам бы не удалось меня переубедить. – Я сделала шаг. – Вы можете меня отпустить, я могу передвигаться самостоятельно. Правда, медленно.

Он нехотя убрал ладонь с моей талии.

Внутри стейк-ресторана оказалось очень спокойно. Мы заняли столик на двоих недалеко от выхода. Облегчённо выдохнув, я опустилась на стул.

– Переоценила я свои возможности.

– Это значит, что позволишь мне отнести тебя к машине? – Максим Леонидович присел напротив.

– Если я сейчас съем стейк, то к моим уже имеющимся килограммам прибавятся ещё несколько, – рассмеялась я.

Нам принесли две порции стейков медиум прожарки и чайничек белого чая с двумя чашками.

– Почему вы напряглись, когда услышали имя Ворона? – меня со вчерашнего вечера мучил этот вопрос, и я озвучила его.

Максим Леонидович опять напрягся, опустив взгляд в свою тарелку. Я понимала, что эта история почему-то задевала его, и мне, конечно же, была интересна причина.

– Если напишешь хороший материал, расскажу.

– Почему «если»? Снова пари?

– Я ставил на то, что ты уйдёшь, – внезапно сказал он, нарочно переводя тему.

И я замерла, выронив вилку.

– Не думал, что ты способна на что-то большее… – он замялся.

– Чем писать заметки о погоде, – закончила за него я. Аппетит резко пропал.

– Но даже в твоих заметках о погоде чувствуется характер.

– Не думайте, что обидели меня, – я потянулась к чайничку, чтобы разлить чай по чашкам. – Я люблю удивлять…

Максим Леонидович перехватил мои руки и сжал их в своих ладонях.

– Я сам разолью, – он смотрел мне прямо в глаза, – знаю, что ты любишь удивлять. Вдруг ещё чайник перевернёшь… – и добавил: – На меня.

Я отпрянула назад, опуская взгляд, кисти выскользнули из его ладоней.

Конечно же, меня задели его слова о том, что он думал, будто я уйду после стажировки. Но я старалась не подавать вида, что расстроилась.

Максим Леонидович разливал чай по чашкам.

Я наблюдала, как ровненькая струйка медового цвета заполняла две стеклянные чашки, а после вверх поднималось облако пара.

– Скоро сама будешь с удовольствием принимать участие в пари.

– А вам тоже интересна личная жизнь сотрудников? – спросила я, поймав его взгляд.

Максим Леонидович опешил.

– Нет, личная жизнь кого-либо другого меня не интересует, – спокойно ответил он. – Если она не касается меня.

– Тогда зачем эти пари по поводу и без?

– Потому что журналистика скучна и однообразна.

– Даже криминальная?

– Ещё скучнее, – пожал плечами он. – Поймёшь, когда будешь сидеть среди тысячи бумаг по делу своего Ворона и пытаться собрать информацию так, чтобы читатель дочитал твой материал до конца.

– Он… не мой, – смущённо ответила я, не притронувшись ни к стейку, ни к чаю.

– Тогда почему у тебя такое желание написать статью о нём?

– Не знаю, – честно сказала я. Потому что действительно не знала, откуда это желание. – Не нашла в архивах «Красной буквы» о нём ничего, а ведь дело было достаточно громким. Почему вы не писали о нём?

– Есть причины…

– Которые вы мне, конечно же, не расскажете, – вздохнула я.

– Расскажу, но не сейчас.

Мы испортили друг другу настроение. Я бесцельно водила вилкой по своей тарелке, а Максим Леонидович уже несколько минут жевал холодный кусочек стейка. Чай давно остыл в стеклянных чашках.

– Кажется, ужин не задался… – произнёс он.

– Что-то перехотелось есть, – я отложила вилку.

К нам подошёл официант.

– Можно мне воды? – обратилась к нему я.