Я помнила, что вот он уедет вечером, что еще неделю ждать ему меня, а мне – его. Но это-то как раз было легко. Потому что неизбежно. Надо читать летнюю программу, конспектировать тонны материалов, писать базу для научной работы с моими барышнями. На все это надо время, очень много времени. А еще – летние факультативы и практикум. И маленькая подработка. На все это надо время.

Ну а вот сегодня все бессмысленно, все только мешает, все душное и слишком плотное, и я должна быть не здесь. И совершенно не с кем говорить, и даже нельзя иметь искреннее лицо. Все только внутри, как желтый огонь в сердцевине фиолетового ириса. Так что я ждала.

Потом оделась и сбежала из дому «играть в волейбол на пляж». У нас только три часа. Эта мысль пульсировала в голове и на дне глаз. Я шла к Роману домой, задыхалась от того, что дорога такая долгая. Я впервые не тянула ногами время прогулки, а пыталась намотать его, спихнуть, обогнать, успеть.

Я пришла, позвонила, дверь почти распахнулась.

На меня смотрел Рома. Глаза были слегка шальноватые, общее состояние – утро в китайской деревне. Не выспавшийся, помятый, застегнутый со сбившейся пуговицей, нервный какой-то.

– Привет! Уже!

– Привет, Ром.

– Заходи, Ириш, заходи уже давай. День уже давно, да? Мне нужен стимул.

Роман наполнял пространство словами. Было видно, что ему нехорошо, его подплющивает, организму тяжело, нервам тяжело, на душе муторно.

Я инстинктивно зашла на цыпочках и как-то вся сжалась.

– Иринка, пойдем чай пить на кухню. Мы вчера переусердствовал с количеством бодрствования, и там на всех горизонтальных поверхностях спит народ. Даже Машка. Она отказалась пару часов назад вставать и составлять компанию моему мученичеству.

У меня крутилось только где Саша?. Видимо, очень громко крутилось.

– Сашка вообще не спал, кажется. Он куда-то ушел под утро. Недавно вернулся, сидел в компе, что-то там читал, потом пошел греметь посудой, окончательно меня разбудил. Сказал, что в доме нету ни еды, ни кофе, и отправился на раздобытки. Минут двадцать назад ушел.

Я вдохнула и выдохнула. Одно дело – наши девичьи мечты и совсем другое – будни. Он не тут, надо еще его ждать.

– Пошли пить чай. Пить. Чай. С бергамотом. Тут где-то должен быть.

– Ром, ты выглядишь так, словно бы вчера сильно обдолбался, ты же вроде не того?

– Я? Не-е! Фу! Я не обдолбался, я только под утро немного мухоморнул, чтобы спать нормально. Ирин, мы ж почти не пьем даже! Но мы идиоты, потому как мы смотрим сериалы. Ну форменные идиоты, как дети маленькие. Пока гештальтик не закроем – все друг друга локтями пинают.

– А…

– Ир, ты же про Сашку хочешь что-то то ли спросить, то ли сказать. Или послушать. Верно?

– Да.

– Он чумной. И с квадратными глазами. Он надежный до охренения. Тот человек, который всерьез говорит «держись за меня». Я тебе не буду рассказывать, какой он хороший парень. Мы очень давно уже знакомы, дохренища лет. Но его постоянно куда-то уматывало, так что мы не столько друзья, сколько два побега от одного корня. Мы свидетели жизни, мне метафора нравится. Я только вот за тебя переживаю совершенно честно. Мы с Машкой два слизняка, мы прилипли, такие все «факин спешел» друг к другу, прибило течением. И у нас нет каких-то отчетливых планов на жизнь, так что мы вот ползем в своем темпе в указанном направлении. А вы оба другие. И вы как-то дьявольски рано встретились. У меня такое ощущение, что рядом с вами бумага начинает тлеть, и повышается сверхпроводимость.

– В смысле?

– Ну, в смысле – накал. Я не понимаю, как можно так жить. В смысле – долго жить. За него я не парюсь, потому как УЖЕ не парюсь, я много что помню и знаю. И как он себя методично убивал, и как уходил в бессознанку. И из всего этого вырулил. А ты нежный цветок. Как бы ты не разрушилась от несочетаемости фактов и чувств. Мне казалось, что я такой крутой и могу показывать тебе, какая она, такая настоящая жизнь. Что ты будешь у нас тут как в театре – наблюдать. Флобер, одним словом. А тут – бац – такое.