– Ты идешь? – из гостиной послышался голос Кайсы.
Эсбен провел рукой по волосам, бросил взгляд в зеркало над комодом и прошел в большую комнату, совмещавшую в себе гостиную и столовую. У окна, скрестив руки на груди, стоял мужчина. В кресле из ротанга сидела женщина. Эсбен узнал их. Женщина почти не изменилась – ей уже было за пятьдесят, когда Эсбен видел ее последний раз. Она лишь осунулась еще больше, а ее некогда рыжие волосы потускнели, приобрели песочный цвет. Мужчина постарел. У его глаз и возле носа пролегли бороздки морщин. Он тоже был рыж – его волосы горели огнем – но женщине он не приходился ни сыном, ни братом. Родственниками они не были. Только соседями. Его звали Нильс Сандберг. Он жил в небольшом одноэтажном доме вверх по улице. Фамилию женщины Эсбен никак не мог вспомнить. Он знал ее имя. Эмилия. Она была местной сумасшедшей.
На краткий миг присутствующие впали в оцепенение. Эсбен неловко замер в арочном проеме, снова качнулся вперед-назад. Эти люди не были просто добрыми знакомыми, они были тенями прошлого, которое Эсбен так тщетно старался забыть. Первым оживился Нильс. Он вскинул брови и шагнул вперед с широкой улыбкой. Руки он протягивать не стал – вместо этого заключил Эсбена в крепкие объятия. Когда Нильс отстранился, то улыбка уже сбежала с его лица.
– Черт возьми, даже не верится, что вы оба снова здесь.
Эсбен несколько раз кивнул.
– Жаль, что мы видимся при таких обстоятельствах, но я рад, что вы приехали, – Нильс хлопнул Эсбена по плечу и опустился на угол дивана. – Дерево держат корни.
– Корни крепятся к почве, – добавила Эмилия и посмотрела Эсбену в глаза. – Почва в больших городах гнилая.
Ее взгляд был неподвижен. Она напомнила Эсбену восковую фигуру из музея мадам Тюссо, где он был пару лет назад во время поездки в Амстердам вместе с университетскими приятелями.
Кайса тихо вздохнула и осторожно тронула Эмилию за тонкое запястье.
– Вы не поможете мне на кухне?
– Конечно, дорогая.
Эмилия поднялась со своего места, еще раз пристально взглянула на Эсбена, после чего направилась вслед за Кайсой.
Нильс покачал головой.
– Здесь совсем ничего не изменилось, – сказал Эсбен, присаживаясь на диван возле него.
– В таких местах редко что меняется.
– Как это произошло? София… Кайса совсем ничего не успела мне рассказать.
Нильс потер переносицу.
– Насколько я знаю, ваша тетя почувствовала себя плохо позавчера вечером. Она успела позвонить Улле… Ты помнишь Уллу?
Эсбен ощутил болезненный укол под ребрами. Конечно же он помнил Уллу Янссон. Разве мог забыть? Он утвердительно кивнул.
– София сказала, что скорая помощь ей не требуется, но Улла настояла и вызвала ее сама по пути к дому вашей тети. Когда она добралась, то было уже поздно. София оставила дверь открытой, поэтому Улла смогла войти в дом, а когда оказалась внутри, то…
Эсбен стиснул губы и опустил невидящий взгляд в пол.
– Я соболезную вам. Тебе и Кайсе. Я понимаю, как это тяжело для вас – потерять столь близкого человека.
– Если бы только была возможность проститься с ней, – прошептал Эсбен. – Мне нужно было столько ей сказать. Я не… – он взглянул на Нильса. – Я не уверен, что говорил Софии, как на самом деле благодарен. Я…
– Она это знала. Поверь мне.
Эсбен с трудом сглотнул.
– София спасла нас. Когда наши родители погибли, она была единственным человеком, который согласился принять меня и Кайсу.
Уголки рта Нильса тронула печальная улыбка.
– Она была очень доброй и воспитала вас хорошими людьми.
Было странно вновь сидеть плечом к плечу с этим человеком. Прошлое наваливалось на Эсбена, выскребалось из всех углов комнаты, тянулось за ним от самых железнодорожных путей. Нильс Сандберг. Когда-то Эсбен посещал его тренировки по хоккею с мячом – складывал в спортивную сумку коньки и защиту, брал клюшку и шел на ледовый каток, а через несколько часов, взмокший и уставший, возвращался обратно.