Меня вдруг неожиданно расслабило: все тело превратилось словно во влажный пузырь и стало растворяться то в воздухе то в каждом предмете, что меня окружали, то просто в каких-то мыслях доносившихся меня из развернутой книги, что вот уже сколько времени покоиться на столе. Словно потеряв себя я блуждал в этих мирах, совершенно не зная для чего и зачем меня была дана эта дорога. Оторвавшись в очередной раз от действительности я словно отдыхал от мирской суеты, а что мозг не бесился от своей неспособности постичь происходящее я отключил его и шел, что говорится на автопилоте своих инстинктов, которые с радостным визгом свиньи освобожденной от загона резвились куда угодно. Такие минуты, когда оживает природа от гнета рассудка, держащего все взаперти логических связей, я вдруг становлюсь подобно воздуху своих молекулярных единиц, живущих жизнью…

Творцом по природе она избрала полотном своей живописи жизнь, толи по причине наблюдения за своими родителями которые жили лишь в мире искусства, толи по другим признакам, но так или иначе она стала рьяно проводить идею своей гармонии, по средствам простейших поступком и вещей.

Майский дождь принес боль. Болью стал конфликт. Конфликтом стала любовь. В доме на Тверской произошел разлад – поздний визит гостей. Последствия странно – напряженные, словно обида пришлась в самое сердце, словно совершенно что-то из ряда вон выходяще, словно происшедшее было не в творческом круге.

А однажды наступает утро, где каждое слово становиться легким и полным, словно питая каждую частичку всего тела, превращается в хлеб: омлет, кофе, огурец, и что-то еще, что мы можем обозначить как жизнь в полном объеме свечения. На второй план отошли бои, вызванные многими потерями блистательных путей. Мы нашли теперь возможные варианты:

Снова утро-счастье было так близко, но она попросила провести ее до метро и предвосхищавшая себя свобода и радость что несколько строк лягут свободно на лист, не неся в себе проблем, а только вот эту радость возникшую у нас за два с половиной дня, когда мы оторвались от всего и окунулись друг в друга и были счастливы до бесконечности и теперь оборвали это одним мгновением: я оделся чтоб провести ее до метро, с охватившей меня грустью окинул нашу комнатку, которую хотел так живо описать, свободным от мыслей, она прочитала это взгляд – Не хочешь? – Можно я останусь, хочется.. – и я сделал жест по клавишам, она проглотила – Просят хотя бы рядом.

Моя радость улетучилась, я вернулся на землю к обыденным делам. Я уже не хотел быть писателем. Меня волновали проблемы заработка и подарков своей любимой, маленьких радостей присущих людям в достатке… Свобода обретается жестокой ценой.

Далекой от нежности и теплоты телесной, от мира покоя и радости. Непонимание как бич – все, что секунду назад в любви было осенено ее сияние, теперь рухнуло, потемнело, упало пылью, словно и не было, словно прах, а казалось это вечным. И я мечусь по залитой весенним солнцем в комнате, словно уже превращенный из агнеца во льва, и все, что было так прекрасно в эти дни все всплывает в памяти ужасным грязным и не возможным. У меня опускаются руки, отнимаются ноги, сердце не хочет биться. Ладошками я ощущаю помолодевшие ткани глаз, но теперь это не нужно – я умираю, что-то умирает во мне. Мне не выжить.

Я просыпаюсь, сбрасываю теплоту любви укутавшей нас за эти дни, я обнажен и

свободен. Пусть колюч и невозможен для общения, но я пишу и это главное. Я свободен в духе.

Она уходит и я мечусь в себе ища хоть маленькой зацепки, что все, что было это прекрасно и подлинно, но все рухнуло, лопнуло, растворилось – очевидный день.