Вечером, облаченный в субботние одежды, он никак не мог дождаться полуночи. Обуреваемый волнением, Зяма без устали вышагивал по бейс мидрашу, накручивая круги вокруг стола, где, прикрытая чистым полотенцем, высилась горка тейгелах.

Михаль пришла, трепещущая, как листва под ветром, плывущая в ворохе рыжих волос, осиянная блеском черных глаз, и от всего этого роскошного, предназначенного для него великолепия у Зямы поплыла голова. Остолбеневший, он замер возле стола, не в силах двинуться с места, не в состоянии придумать слова приветствия. И тут ему явилась – опять сама собой! – счастливая мысль.

– Вот, пожалуйста, Михаль, – сказал он, отворачивая полотенце над тейгелах. – Попробуй, это вкусно!

Ах, как хорошо, что Самуил надоумил про сласти, иначе бы он просто не знал, с чего начать.

– Спасибо, милый! – ласково ответила Михаль, и от ее низкого голоса Зяму пробила дрожь. Что-то было волнующее в каждом звуке, воздух плыл и плавился, плавился и плыл, и его раскаленные волны катились прямо под ложечку Зяме, а из-под нее жаром оплывали вниз, вниз, вниз, совершая постыдное и сладостное действие с его прежде столь послушным органом.

Михаль взяла один тейгелах, откусила и зажмурилась от удовольствия.

– Ох, до чего вкусно, милый, до чего сладко!

Они стояли друг против друга, и, хотя Михаль говорила о прянике, Зяма понимал, что речь идет совсем о другом. Пока еще недоступном и запретном, но обещающим скоро, совсем скоро торжествующе пересечь линию широко распахнутых ворот.

– А где кольцо? – спросил Самуил. – То, которое ты обнаружил под подушкой.

– Сейчас, сейчас, – заторопился Зяма. Он полез в глубины книжного шкафа и вытащил шкатулку из-за покрытых пылью томов раввинских респонсов. Кроме него к этим книгам никто не притрагивался много-много лет, лучшего тайника невозможно было отыскать во всем Куруве.

Кольцо засияло, заискрилось, заблестело, покалывая глаза острыми лучиками.

– Поднеси кольцо к указательному пальчику Михаль, – велел Самуил, и Зяма не раздумывая выполнил его приказание. – А теперь повторяй за мной: вот ты посвящаешься мне этим кольцом по нашему закону.

Зяма слегка удивился изменению формулировки, но произнес эти слова и надел кольцо на протянутый Михаль пальчик. Пальчик был горячий и нервно вздрагивающий, сердце Зямы сначала ухнуло в глубокую яму, а оттуда вознеслось на высокую гору.

– А теперь поцелуй свою жену, – вскричал Самуил.

– Как жену? – оторопел Зяма. – А хупа, а свидетели, а бокал с вином, благословения, ктуба наконец? В наших книгах совсем по-другому написано?!

Что-что, а порядок бракосочетания Зяма знал назубок. Понимая, что когда-нибудь ему придется сдавать экзамен на получение раввинского сана, он потихоньку штудировал главные разделы закона, с вопросами по которым чаще всего приходят к раввину посетители. Супружеские отношения, кашрут – еврейские диетарные законы, убой скота, суббота, праздники, порядок ведения молитв – параграфы этих законов он прошел не по одному разу. То, что сейчас сделал Самуил, было пустым сотрясением воздуха, и назвать Михаль женой было абсолютно невозможно.

– Главное уже произошло, – с улыбкой ответил Самуил. – Главное то, что происходит между двумя людьми. Остальное – формальности, дополнительные боковые тропинки. По столбовой дороге вы уже прошли.

Он вытащил из кармана сложенный во много раз женский платок, развернул и набросил на Зяму и стоящую рядом Михаль, все еще дивящуюся на бриллиантовое кольцо. Не успел платок скрыть юношу и девушку от глаз Самуила, как Михаль прильнула к Зяме, прижалась по всей длине своим горячим, трепещущим телом.