А вот когда Макар спросил, почему она не сопротивлялась, ее охватила паника. Как признаться мужчине, что она влюблена в него бесповоротно и безоговорочно? Что она чувствует его как себя, и каждая его эмоция, хорошая или нет, проходит сквозь нее как сквозь высокочувствительный сканер?

Тогда пришлось бы признаваться и в остальном. Что с тех пор, как впервые его встретила, каждый вечер, лежа в постели, представляла его рядом с собой в этой же постели. И, если бы он смог увидеть хоть малую часть ее вечерних фантазий, она этого просто не пережила бы.

Нельзя такое говорить. Особенно мужчине. Особенно Макару, который до определенного времени обращал на нее внимания не больше, чем на домашнюю зверюшку, скажем, на шпица. Вышло солгать не в пример убедительно. Макар даже поверил поначалу, а потом у него что-то закоротило в голове, и он как с цепи сорвался.

При этом Эва была убеждена, она и сейчас могла его остановить. И это было бы самым разумным, что она сделала бы за последние сутки, но… Не стала. Или, правильнее сказать, не захотела.

Стоило представить, что он прямо сейчас уйдет, сядет в свой хищный «Феррари», и она больше его не увидит, хотелось покрепче обхватить его руками и ногами. Пришлось саму себя обхватить, чтобы не сорваться.

Она провоцировала его не то, чтобы сознательно, скорее интуитивно, потому что внутри все вопило: «Держи, он сейчас уйдёт!»

И Эва отчаянно боялась выдать себя, потому и затаилась, едва дыша. Но он все равно не ушел. Впился пальцами в затылок и заглядывал в глаза, как будто надеялся там увидеть… Что? Откуда ей знать.

Внезапно в голову пришла отчаянная мысль. А что, если попробовать сыграть, показать себя опытной и искушенной? Ну смотрела же она фильмы с любовными сценами, да и для взрослых фильмы смотрела.

В конце концов, Макар не в бордель пришел, высший класс она не обязана демонстрировать, а то, что второй раз не больно, она читала в интернете…

Или интернет оказался подлым обманщиком, или сама Эва – ненормальной инвалидкой, но боль была еще более обжигающая. Может, потому что в этот раз Макар не слишком церемонился.

Лучше бы он снова чего-то обпился, а то смотрит прямо внутрь нее своими бешеными глазами и хрипит, будто совсем дикий. А может, это потому, что Мак слишком большой, в интернете не уточняли, но вряд ли там имели в виду таких, как он.

Она честно продержалась какое-то время, а потом попыталась оттолкнуть его, но как можно столкнуть с себя тонну сплошных мышц? Да нереально это. Снова она попалась в собственную ловушку. Мак все равно догадается, если уже не догадался, хоть бы не разреветься под ним.

Но слезы все равно потекли по щекам, и она непроизвольно закрыла лицо ладонями. Теперь Макар посмеется над ней и правильно сделает.

Но Мак просто убил. Он отвел ее руки и снова вгляделся в лицо, а потом начал шептать на ухо так ласково и успокаивающе, что она онемела. Он может быть таким? Нежным, не изнуряюще настойчивым и напористым? Не клеймить губами, а просто прикусывать, прокладывая невидимую дорожку от виска к шее, от шеи к плечам, и ниже от плеч…

Мак попросил довериться ему, и она доверилась. Он сдержал слово, боль не ушла, но уже не обжигала, и даже как будто притупилась. Эва услышала прямо над ухом мужской, прерывающийся глубоким дыханием голос:

– Поцелуй меня, Эва, не бойся…

Не приказывал, как недавно совсем, а просил, и Эва решилась. Потянулась губами и прикоснулась к влажной от пота груди, нависающей прямо над ней. Вспомнила, как это делал сам Макар, и потихоньку начала плести цепочку поцелуев по его крепкой шее, которую обнимала и поглаживала.