– Точно, дикая!
– Марта Денисовна! – Вера нагло обогнала Лизку прямо на повороте и рухнула в ноги ошарашенной бабушке. – Это невероятно… Я столько о вас слышала! Столько!
Бабушка быстро сменила растерянность на улыбку зарождающегося очарования и приняла коробку с цветами.
– Вот, Раевский, учись! А то притащил мне захудалый веник из роз! – крякнула старушка, но ручку для поцелуя все же протянула. Верка шустро усадила меня на соседний с Ба стул, а сама села рядом, создавая буфер.
– Я с детства мечтала быть балериной! – продолжала млеть Верка, хлопая своими ресницами так, что море взволновалось от создаваемого ветра.
– О! Деточка, это тяжкий труд. Это сейчас в балете все условия, и пуанты не такие дубовые, как в наши времена, и бьют уже не стальным прутом…
Дальше был ещё миллион словесных комплиментов, и уже через десять минут моя бабушка только и смотрела на Верку. Вуаля… Сейф ледяного сердца вскрыт, товарищи, тащим всё, что плохо приколочено!
Мы с Лизой молча изучали меню, не решаясь нарушить их идиллию. Я – потому что не хотел мешать выстраиванию капкана вокруг старушки, а Лиза – потому что по старой привычке просто боялась разгневать хоть и бывшего, но руководителя.
Но моё счастье длилось недолго, потому что бабушка все же вспомнила о коварной цели этого обеда.
– Лизонька недавно вернулась из Штатов, – бабушка ободряюще похлопала руку Верки, будто извиняясь за смену темы.
– О! Это было шикарно… – Лиза начала рассыпаться в восторженных возгласах. Казалось, она сейчас вспорхнет от счастья и улетит. – После живописного, но душного Нью-Йорка мы отправились в Саус Каролайна… Эни мо… Лайф там эбсолютли спокойная…меня
Девушка нарочно пропускала английский словечки, переходя на акцент, будто прожила там не пару месяцев с последним мужем, а несколько лет. Но я-то знал, что по английскому у неё была твёрдая двойка, это в аттестате ей нарисовали четвёрку, потому что Лизонька кто? Правильно! Восходящая звезда балета…
– А ты чем занимался, Денис?
– Учился, работал, лечил гонорею…
За столом повисла тяжелая тишина. Хоть ножом шинкуй, лишь мелкий тремор Верки, сдерживающей смех из последних сил, вселял надежду, что не убьют у неё на глазах. Бабушка не шевелилась, жгла мне висок напряженным взглядом и даже не моргала. Картина маслом… От напряжения даже стало казаться, что небо над морем темнеет, неся заряды грозы.
– Диарею, ты хотел сказать? – Мелкая быстро сориентировалась и, как лучший друг, пришла на выручку.
– Ты думаешь, прям лучше стало, да? – не выдержал я и всё же рассмеялся.
– Радуйся, что мы в приличном месте, клоун-переросток! – процедила бабушка, пугая непроницаемым выражением лица. А вот это уже опасненько. Идём на грани, рискуя свалиться в пропасть. А пофиг было… Я уже не шпана в трениках, жалеть рано, а шпынять уже поздно. Что выросло – то выросло.
– Ой, мне пора, Марта Денисовна, прошу прощения, – Лизонька встрепенулась, подхватила свою сумку и, дежурно приобняв бабушку, убежала вон из ресторана.
Вот и беги, деточка. Бабулька явно была настроена на сражение, а в таких обстоятельствах и зацепить может.
– Доволен, щенок? – цыкнула Ба и вдруг вздрогнула, смотря куда-то мне за плечо. Взгляд её стал темнее тучи, а веки задрожали, являя мелкую паутину морщин.
– Ага, – я смаковал свежайшую рыбку и жмурился от удовольствия. – Ба, и давай договоримся. Верка – несостоявшийся медик, мы всем составом с ней к вступительным готовились, поэтому у меня на вооружении миллион болячек, которые уже сложно будет прикрыть простым человеческим поносом. Мой стоп-кран давно сорван, а терпение на пределе. Пока тебя спасают только моя любовь и безмерное уважение. Ты ж моя родненькая бабушка, – я рассмеялся, взял её трясущуюся от гнева руку и смачно чмокнул в пальцы, унизанные перстнями. – Но если ты ещё раз попытаешься влезть в мою жизнь, то потом не серчай. Сама же сказала, что я клоун. Вот и поступки у меня будут соответствующие. Андестенд? Я, конечно, донд жил в Саус Каролайна, но жизнь хлебнул, чтобы понять, вот ду ю вонт, май свитти грэндма.