Вот так плотно завтракать – наверное, не лучшее начало дня, но удержаться невозможно просто. Доедаю всё полностью и в качестве благодарности за вкусную еду мою посуду и за собой, и за Диким. Если, конечно, готовил действительно он, а не девчонка какая-нибудь, которую сюда привёл…

Морщусь от прострелившей в висках боли и иду опустошать аптечку. А потом, приняв душ и воспользовавшись любезно оставленным мне полотенцем, привожу в порядок кровать после себя в комнате. Дикий, судя по всему, спал в гостиной на диване. Его я тоже убираю.

Странно, но чувствую даже что-то типа тепла к нему за своеобразную заботу обо мне и за то, как удобно тут всё организовал.

******

Успеваю только написать Ане, что приеду где-то через два часа, как слышу, как поворачивается ключ на входной двери. Ну надо же… Дикий всё-таки сдержал слово по времени.

Если это, конечно, он, а не его родители, например. В квартире ни намёка на их периодическое присутствие, но мало ли.

Настороженно выхожу навстречу. Дикий.

Причём странный какой-то… Будто разбитый. Смотрит перед собой пустым взглядом, сквозь который я умудряюсь прочувствовать такую тоску, что в груди странно тянет, ноет как будто.

Непривычно видеть Дикого именно таким. Словно даже человеком. Чувствующим, уязвимым. У меня сердце пропускает удар, а сама я, наверное, и дышать забываю.

Это ощущение не длится долго – он будто выходит из странного оцепенения и смотрит на меня более осмысленным взглядом. Ещё и ухмыляется чему-то.

– День дерьмо, – то ли просто сообщает, то ли поясняет тот настрой, который я уловила. – Хорошо хоть ты дома.

Кусаю губу, не зная, как и реагировать на последнее его заявление. Звучит так, будто это наш совместный дом, где я тут преданно жду его. Опять эти собственнические замашки?

Впрочем, придираться к формулировке не тянет. Не сейчас, когда Дикому явно хреново, как бы ни храбрился. Я же вижу. И не железная. Равнодушной к чужим страданиям редко остаюсь – лишь там, где знаю, что полностью заслужили.

Дикий, конечно, мудак, но не конченный. Поэтому, неловко вздохнув, успокаивающе проговариваю:

– Всё наладится…

Он ухмыляется, будто я сказала что-то забавное. И смотрит на меня прожигающим изучающим взглядом, как на любопытный экземпляр.

– Думаешь?

Вот теперь Дикий мне вполне знаком. Это его нахальное выражение лица самоуверенного подонка, который привык всё контролировать. Такого утешать и не тянет.

Я прям сразу вспоминаю, с кем сейчас говорю. И про требование насчёт пуговицы тоже.

Но вместо того, чтобы послать его и просто уйти, всё-таки отвечаю на дурацкий вопрос:

– Ты наглый, – спокойно констатирую, больше не впуская в голос мягкие нотки, которые Дикому, видимо, кажутся нелепыми. – У таких обычно всё налаживается.

Хмыкнув, Дикий проходится мне по фигуре каким-то задумчивым взглядом.

– Интересные выводы, – насмешливо подмечает.

В зелёных глазах появляется новый опасный блеск, и я нервно сглатываю. Всё-таки разговаривать с ним будучи трезвой – совсем не то же, что пьяной. Наверное, мне только показалось вчера, что Дикий смотрел и вёл себя как нормальный парень.

– Я пойду, – почему-то в мой голос проскальзывают хрипловатые нотки.

Уже разворачиваюсь к двери, когда слышу небрежное:

– А если мне хреново, и я нуждаюсь в утешении?

Замираю. Что-то мне подсказывает, что это Дикий таким образом издевается над моей недавней неуклюжей попыткой оказать ему поддержку, чем и вправду вот так странно просит остаться и побыть с ним ещё немного. Но… Вопрос будто на надрыве, даже если и стёбный. Просто чувствую, и всё тут.

Не ухожу. Но осторожно подмечаю, снова повернувшись к Дикому: