— В смысле?! С Диной что-то?

— С ребенком. Подозрение на врожденный порок сердца. Неонатолог с кардиологом осмотрят, потом с матерью будем говорить.

— Ясно… — проговорил, задумавшись.

Я долго размышлял над ситуацией, пока сидел у постели Дины, измученной, но так женственно прекрасной. Гладил по голове, рядом был, показывал, как волнуюсь за них обоих.

— Почему мне не приносят сына? — в который раз спросила она. Я не говорил об опасениях врачей. Вдруг тревога ложная, а она изведется вся. В начале беременности аборт сделать хотела, а сейчас орлицей на персонал набрасывалась, требовала сына к себе.

Я не хотел детей. Никогда не хотел. У меня был строгий отец и блеющая овечкой мать. Сначала было жаль ее, потом это начало бесить. Она не могла защитить от его нападок и недовольства. Теперь не нужно: я сам себя защищал, а слабым беречься уже от меня нужно. Сейчас мама считала, что во мне слишком много от отца. Согласен.

Когда он попал в аварию и разбился, мне было двадцать, а сестре всего четыре. Я стал таким же жестким и авторитарным. В детстве я боялся отца, потом понял, что он во многом прав был. Если сюсюкать с детьми, из них вырастают плаксы и маменькины сынки. Аллу я воспитал чемпионкой. Но удовольствия от этого так себе, раздражения больше. Поэтому решил, что дети не такой уж обязательный атрибут семейной жизни, счастливой точно.

Вот и сейчас на Дину смотрел и понимал, что не хочу делить ее внимание ни с кем. Ни с кем. Но придется, тем более она уже полюбила сына. А я любил ее.

— У тебя молока пока нет…

— Ну и что! Я увидеть Матвея хочу!

— Ты имя выбрала уже?

— Да, — смутилась она. — Спонтанно как-то.

— Давай, я узнаю, а потом ты уже на уши клинику поставишь.

Врачебный консилиум должен был закончиться через пятнадцать минут. Я очень надеялся, что Дина проявит терпение. Характерная. Мне это нравилось, пока.

— Проходи, — Дима запустил меня и начал без предисловий. — Нужно делать операцию и у нас два варианта: на открытом сердце или эндоваскулярное вмешательство. Если ждать до года, то велика вероятность инвалидности.

Понятно, тревога оказалась не ложной.

— Если сейчас сделать, то девяносто процентов, что парень вырастет здоровым. Если правильно к реабилитации подойти, естественно.

Решение, конечно, будет принимать Дина, но я дал понять, что ответственен за нее.

— Есть контакт хорошего детского кардиохирурга. Дорого, но руки золотые…

— Я сам с Диной поговорю, лады? Чтобы сделала все правильно.

Какой расклад неожиданный нарисовался. У молодой матери болен ребенок… На что она готова ради его спасения? Я не желал зла пацану, но судьба сама вручила мне козырные карты. Им нужна забота. Обоим. Пропадут сами. Дине нужен мужчина, а мальчику отец.

— Что? — бросилась ко мне, заметив, что взгляда избегаю. — Женя, где Матвей?

— Присядь, — я надавил на плечи. — Я говорил с Дмитрием Вячеславовичем…

— И? — нетерпеливо в глаза мне заглядывала, а у самой слезы на ресницах висят. Чувствует, похоже.

— Был врачебный консилиум: у Матвея врожденный порок сердца, коарктация аорты…

— Что это значит? Я не понимаю!

— Нужна срочная операция.

— Операция на сердце? — ахнула она. — Но как же… Он такой маленький…

— К тебе придут, все расскажут, но нужно заняться организацией, найти хорошего врача. Есть один кардиохирург… — и я отвел глаза.

— Что? Скажи, что?!

— Это большие деньги, но Матвей будет действительно в надежных руках.

— Деньги… — повторила, как в бреду, глотая слезы. — Я продам квартиру, возьму кредит, почку отдам… — и зарыдала в голос. Я притянул ее к себе, сладкий аромат волос втянул, в висок поцеловал. Я ей нужен. Теперь Дина это знает.