Он и правда не входит в меня. Лишь трётся.

Однако, одного этого хватает. Моё тело реагирует. Буквально горит. Ноет. В местах соприкосновения наших тел – плавится. Течёт.

– Не-на-вижу, – произношу ещё раз на надрыве; с рваными выдохами, вторящими грубым толчкам мужских бёдер.

Крепко зажмуриваюсь, когда рука Келлана протискивается между нами и касается моего лона. Кусаю губы. Проклятье! Острым нытьём отзывается клитор, в то время как мужские пальцы разводят мокрые складочки, доводя меня до состояния полного помутнения.

И чем больше я этому сопротивляюсь, тем невыносимее становится.

Борюсь и проигрываю. Позорно. Хоть белыми трусами размахивай!

Сжимаюсь, но оттого лишь острее чувствую каждое его движение. Бесстыдное. Порочное. В то время, как он разгонисто бьёт по мне бёдрами, – сам нежно поглаживает меня там. С пристрастием.

Напряжённый член зажат между нашими телами. Не скользит – долбит. Так плотно, что я ощущаю вздувшиеся на нём вены.

Двигается быстро. Настолько мощно, что с каждым толчком моё тело подбрасывает, и я остаюсь на месте только потому, что Келлан держит. Сохраняет контроль. Тогда как мне кажется, что он меня ломает. Этими ощущениями, своими движениями. Силой этой близости.

Вдох за вдохом и выдохи, вперемешку со стонами.

Чьи они? Мои? Его? Или наши общие?

В ушах шумит от обезумевшего биения сердца.

Всё на полную и до граней.

– Бл*… Давай, кричи громче. – Язык Келлана размашисто проходится по моему уху и прикусывает его мочку: – Как ты меня ненавидишь.

– Иди к дьяволу, – выдыхаю с новым протяжным стоном и конвульсивным содроганием.

Размазав своими пальцами по пульсирующему клитору оргазм, он убирает руку, чтобы вновь обеими ладонями сжать мои бёдра. Быстрее! Жёстче! Между ног словно толстый раскаленный прут, шевелящийся туда-сюда. Дико, на грани боли и жестокости. Раз за разом. Пока горячая вязкая сперма не склеивает внутреннюю сторону моих сомкнутых бёдер.

Затем сразу отпускает меня и отшатывается назад. Ругается на испанском так, что не разобрать.

Я медленно сползаю с кровати, колени дрожат, что не держат. Сжимаюсь. Утыкаюсь лбом в матрас. Делаю глубокие вдохи, а кажется, будто не дышу совсем.

Один вдох. Второй. Третий. По щекам уже вовсю текут бессильные слёзы.

Мне следует взять себя в руки, но я не могу. Реву. В голос. Громко. Надсадно. Буквально захлёбываясь, сминая в кулаках многострадальную простынь.

ОН же просто уходит, захлопывая за собой дверь, не говоря ни слова.

Спустя час я уже не плачу – обессилев, только хриплю и дышу всё ещё с таким трудом, будто шею сдавливают крепкие мужские пальцы.

Оргазм получила? Значит распишись за последствия.

Унизительно – не всегда больно. Однако, в обоих случаях бывает невыносимо.

Тело чешется от прикосновений. Зарёванная. С липкими от спермы ногами. Голая. Измученная. Я подтягиваю к себе сбитые в кровь коленки и содранными ладошками глажу, жалею их. Едва шевеля распухшими искусанными губами, раз за разом дую на них, словно это есть моя самая серьёзная травма. Право глупо. По-детски.

В душ не идётся. К чему сцарапывать кожу мочалкой, если это ничего не изменит? Ощущение грязи внутри никуда не денется. Оно останется, сколько не отмывайся снаружи. Так и сижу.

Превозмогая жуткую апатию и усталость, я подтираюсь тем, что осталось от платья, на четвереньках заползаю под одеяло и накрываюсь им с головой. Трясёт.

Ночью меня ломает. Видимо температура, потому что я словно в бреду. Мне снится изувеченное лицо того парня – Рэя: его губы, изорванные о твёрдые костяшки кулаков Келлана; кожа ошмётками, сгустки крови; потом звук посыпавшихся зубов на мрамор лестничной площадки. Удары. Хруст. Удары. Сознание наслаивается и в нём мелькают жуткие обрывки воспоминаний детства. Отец. Дядя.