Постепенно жизнь в институте стала налаживаться, обсуждать меня не перестали, но в определённом статусе «умной мелкой» я закрепилась. В открытую принимать меня за равную не торопились, но признать мою независимость им пришлось. Умный студент для преподавателя на вес золота, поэтому они закрыли глаза на моё прошлое и родственные связи, стали давать дополнительные задания, приглашать поучаствовать в научных конференциях, отправляли на конкурсы, порой спрашивали мнение, конечно, завуалированно, под предлогом решения задачки. Сокурсники иногда выдавали различные колкости, но их становилось всё меньше, просто иногда вспоминали обо мне, особенно когда я находила ответ на вопрос быстрее них. Я эти колкие комментарии воспринимала, как признание поражения и продолжала следовать той же тактики «взрослеть ни смотря ни на что!».
Тим и Пот, которые на деле оказались Артёмом и Антоном, стали мне друзьями. Сперва у нас получилось взаимное сотрудничество, я помогала им в учёбе, они же защищали меня поскольку были выше всех студентов на полторы головы и уже смогли заработать себе соответствующую угрожающую репутацию, но оказались добрыми и невероятными затейниками. Природа наградила меня мозгами, но не ростом и даже весом обделила, а если распустить мои рыжие кудрявые волосы, то получится одуванчик на ножках. Тим и Пот так меня и прозвали – Венчик. Мне нравилась эта дружба, они давали мне возможность действительно быть собой: безопасно учиться и вполне весело проводить время.
По окончанию первого курса я получила предложение на работу в Приют. Сперва я обрадовалась, поскольку нам нужны были деньги, тогда тяжело заболела бабушка и все деньги уходили на лекарства. Но потом меня одолел страх, ведь со дня исчезновения отца я по какой-то причине всё же боялась узнать правду, мне казалось, что в Приюте кроется слишком много тайн, о чём периодически возникали слухи. И я всё ещё боялась стать похожей на отца.
Работы было много, учёбу тоже никто не отменял и на меня навалилось всё сразу. Я оказалась в ловушке обстоятельств и забот. Учёба, работа, лечение бабушки, которая уже не могла работать и требовался за ней уход. В институте я стала появляться всё реже, только на сессию, пропадала на работе, которая помогала мне отвлечься и забыться. В этом и был парадокс: боялась правды об отце в Приюте, но любила эту работу. Все деньги уходили на лечение бабушки, которые она не хотела брать, но её тело быстро угасало, а я делала всё, чтобы сохранить единственного оставшегося родного человека. Я не могла её потерять, я не могла остаться одна.
Друзья отошли далеко на второй план. Натали практически не звонила, Тим и Пот не сдавались и звали меня погулять, но было невозможно найти хоть минуту свободного времени. В Приюте я иногда замечала, как на меня смотрят некоторые сотрудники, которые как я потом узнала работали здесь ещё при моём отце. Я с некоторым страхом ждала, что они заговорят со мной, даже несколько раз были попытки, но стоило появиться одному из пяти старших разработчиков на горизонте или просто оказаться близко к камере слежения, то они буквально бежали от меня. Лаборанты, эксперты, помощники, даже казалось уборщики что-то знали и пытались сказать, но до меня им было не добраться, будто между нами невидимый барьер из прошлого.
Работа моя состояла из простых расчётов-пересчётов, проверок-перепроверок, порой даже отнеси-принеси. Только три раза мне доводилось быть частью большой команды в проекте. Это были дни экспериментальных запусков и испытаний. Каждый раз мне отводилась определённая роль. Например, в проекте по исчезновению живого существа, это когда живое существо становится невидимым окружающим. Эксперименты в наше время проводятся сразу на крупных животных, клонированных, конечно, чтобы не допустить вымирания какого-либо вида. Сперва недельная подготовка-репетиция, после неделя работы без выходных. В этом эксперименте мне доверили быть наблюдателем, записывать исходные данные, промежуточные и итоговые. Тогда полного исчезновения мы не добились, молекулы слишком подвижны, животное только сливается с окружающей средой в состоянии покоя, но в движении снова становится виден. Это была нервная неделя, поскольку подготовка длится долго: получали разрешение, потом клонировали и выращивали специально для эксперимента животное, выравнивали данные и проверяли сыворотки…Куратор этого проекта профессор Симон Лаймз был не совсем доволен результатом, поскольку были выявлены ошибки и несостыковки, а следующий подобный эксперимент возможен только через год. Но я считаю это был невероятный прорыв.