Фиссолини гордо выпрямился.

– У меня и в мыслях не было проявить неуважение лично к вам, господин мой. Я не знал, что вы – человек влиятельный и у вас такие могущественные друзья. Этот дурак Бьянко мог бы заранее ввести меня в курс дела. Господин мой, я допустил ошибку и должен за это заплатить. – Он замолчал, а потом повернул голову к Бьянко и заорал на него: – Пусть твои люди перестанут забивать гвозди! Я от этого шума оглохну. Ты не сможешь запугать меня до смерти перед тем, как убьешь!

Фиссолини вновь посмотрел на дона.

– Накажите меня, но помилуйте моих людей.

Они выполняли мои приказы. У них семьи. Вы погубите целую деревню, если убьете их.

– Они же мужчины, которые должны отвечать за свои действия, – с нотками сарказма в голосе ответил дон. – Я оскорблю их, если они не разделят твою судьбу.

Вот тут Асторре своим детским умом осознал, что речь идет о жизни и смерти.

– Дядя, отпусти его, – прошептал он.

Дон не подал вида, что услышал его.

– Продолжай, – бросил он Фиссолини.

– Я не собираюсь вымаливать у вас свою жизнь. Но эти десять человек – мои ближайшие родственники, моя семья. Если вы убьете их, погибнут их жены и дети. Трое из них – мои зятья. Они полностью мне доверяли. Выполняли любой мой приказ. Если вы позволите им уйти, перед смертью я заставлю их принести вам клятву верности. И они мне повинуются. Иметь десять верных друзей не так уж и плохо. Мне сказали, что вы великий человек, но люди действительно становятся великими, когда способны проявить милосердие. Разумеется, это не должно войти в привычку, но один раз никому не повредит, – и он улыбнулся Асторре.

Дон Раймонде Априле не в первый раз оказывался в подобной ситуации, так что о решении своем он знал заранее. Он не верил в чувство благодарности, наоборот, пребывал в твердом убеждении, что научить человека чему-либо может только смерть. А потому бесстрастно посмотрел на Фиссолини и покачал головой. Бьянко шагнул к бандиту.

Но тут Асторре дернул дона за рукав, поймал его взгляд. Он все понял. И решил защитить Фиссолини.

– Он не собирался причинить нам вред. Он лишь хотел получить наши деньги.

Дон улыбнулся.

– Разве этого мало?

– Но у него были на то причины. Ему нужны деньги, чтобы кормить семью. И мне он нравится. Пожалуйста, дядя.

Дон вновь улыбнулся.

– Браво, – изрек он и надолго замолчал, не замечая Асторре, дергающего его за рукав. Впервые за много лет у дона возникло желание проявить милосердие.

Люди Бьянко курили маленькие сигары, очень крепкие, и легкий утренний ветерок уносил дым. Один из них подошел к дону, предложил сигару. Асторре понял, что это не просто вежливость, а знак уважения. Дон взял сигару, мужчина чиркнул спичкой, сложил ладони корабликом, чтобы дон мог раскурить сигару. Дон выпустил струю дыма и лишь потом заговорил.

– Я не стану оскорблять тебя проявлением милосердия. Но я сделаю тебе деловое предложение. Я признаю, что ты не угрожал мне лично, более того, с должным уважением принимал меня и мальчика. Предложение следующее. Ты живешь. Твои люди живут. Но до конца ваших жизней вы служите мне верой и правдой.

Безмерное облегчение охватило Асторре, и он улыбнулся Фиссолини. А тот опустился на колени и поцеловал руку дона. Асторре заметил, что вооруженные люди усиленно задымили сигарами, и даже на глаза Бьянко, твердого, как скала, навернулись слезы.

– Благослови вас бог, господин мой, – прошептал Фиссолини.

Дон положил сигару на камень.

– Я принимаю твое благословение, но ты должен понимать, чего я от тебя жду. Бьянко пришел, чтобы спасти меня, и от тебя потребуется то же самое. Каждый год я выплачиваю ему определенную сумму, теперь получать деньги будешь и ты. Но предательства я не потерплю. Если ты меня подведешь, будут уничтожены не только ты, но и вся твоя семья. Твоя жена, дети, племянники, зятья.