Мистер Ди Карло делает глубокий вдох и выдох, ослабляя хватку на моих предплечьях, что до этого была удушливо жесткой. В какой-то момент его ладони превращаются в кандалы, а я…опускаю взор, прекрасно понимая, что мне будет трудно начать высказывать этому мужчине все, что я действительно о нем думаю.

Не знаю, можно ли испытывать благодарность и ненависть к одному человеку одновременно, но я ощущаю по отношению к дяде нечто подобное.

– Я был так разочарован. И до глубины души расстроен, – неожиданно мягко, вновь произносит Доменик.

На самом деле, он ведет себя так, словно его подменили…и это кажется подозрительным, странным.

Кажется, будто на короткое время, Доменик посадил всех своих бесов и деспотические замашки на цепь, представив моему взору более сентиментальную и чувствительную часть своей личности.

– Если бы с тобой что-то случилось, я бы никогда себе этого не простил. Давай присядем, моя дорогая Амели, – приобнимая, Доменик разворачивает меня к кожаному дивану и жестом приказывает расположиться удобнее. – Наталия не находила себе места. А Селена объявила забастовку…сказала, что не будет есть, пока я не верну тебя. Правда, у неё, разумеется, ничего не вышло, – я опускаюсь на мягкую поверхность, наблюдая за тем, как дядя садится в кресло, расположенное по диагонали от меня. Положив локти на кресло, он складывает пальцы рук в замок, и вновь просканировав меня стальным взглядом, задает вопрос:

– Ты расскажешь мне все, что с тобой произошло, Амелия? Где ты находилась? Эти ублюдки причиняли тебе боль? Может… – нервно задевает подбородок костяшками пальцев, Доменик. – Ты слышала что-то важное и тебе есть что рассказать? Как ты уже понимаешь, мы не совсем обычная семья, Амелия. Я знаю, ты злишься, что многое от твоих глаз было скрыто. Но теперь ты хотя бы знаешь, почему я так оберегал тебя все эти годы. Я не тиран, не деспот, Мия. Все, что я когда-либо делал и запрещал тебе – только во имя твоего блага. Для меня нет ничего важнее, чем моральное и физическое здоровье моей жены, и вас, моих девочек. Вы слишком малы, юны и чисты, чтобы углубляться в сугубо мужские дела, – твердым тоном выдает Доменик.

А может, вы мне все расскажите, дядя? Или отдадите меня в жены, вырвав однажды утром из собственной постели?

Я молчу, словно воды в рот набрала. Теряюсь. Все выглядит так логично теперь.

– Расскажи, что с тобой было, Мия.

– Меня держали взаперти в закрытом месте, – я решила быть краткой и лаконичной. Дяде удалось растопить мое сердце, но поскольку я знаю, что он собирается насильно выдать меня за какого-то Кинга, я ему совершенно не доверяю. – Потом увезли и передали Алессандро. Я бесконечно благодарна за то, что вновь дома, – нейтральным тоном отвечаю я, слегка придерживая висок указательным и средним пальцем. Включаю актрису, разыгрывая спектакль с явным подтекстом, что нехорошо себя чувствую и не готова строить длинные предложения, отвечающие на вопросы Доменика.

– Они ничего с тобой не сделали? – прищурив веки, уточняет Доменик. Я понимаю, что он имеет в виду. Его взгляд за мгновение красноречиво обводит все мое тело. Неприятно ощущать на себе подобный взор от опекуна, но допустим, это чистой воды беспокойство за дочь. Не так ли?

Нужно прекратить паранойю.

– Нет, – коротко киваю. – Доменик, но кое-что я, правда, слышала и теперь знаю. Знаю, что…бизнес, который вы ведете. Бизнес, который содержит этот огромный дом – опасный бизнес, – утвердительно заявляю я. – Для меня, для всех нас. Это правда? И…я знаю, про пять семей. Знаю про ваши войны и постоянные дебаты за рынок и территорию. Знаю, что все эти годы я жила во лжи с огромными розовыми очками на глазах.