– И вам доброе утро, домо Кастио, – кивнул Галери старику. Кастио ответил ему одним лишь хмурым взглядом. – Сегодня ждем такой же груз, как и обычно? Все ли в порядке на борту «Бурерожденной»?

– Все замечательно.

Корэйн окинула взглядом скользящую по воде галеру и улыбнулась – на этот раз от всей души.

«Бурерожденная» была больше тирийских галер, а также в полтора раза длиннее и в два раза надежнее. На ее носу, под самой ватерлинией, находился таран, скорее подходивший военному, а не торговому судну. Красота «Бурерожденной» бросалась в глаза. Ее корпус был выкрашен в темный цвет для плавания в холодных морях, но со сменой времени года ее ожидал камуфляж для теплых вод: зеленовато-голубой с песочными полосами. Однако сейчас она неслась домой, словно тень, раздувая темно-бордовые сискарийские паруса. Пока длинный плоский корабль подходил к пристани, Корэйн наблюдала за идеально синхронным движением весел, свидетельствовавшим о том, что моряки оставались в отличной форме.

Когда Корэйн заметила силуэт женщины, стоявшей на корме, в ее груди разлилось тепло.

Резко обернувшись к Галери, она достала из своей тетради бумагу, на которой уже стояла печать благородной семьи.

– Вот опись груза. В этот раз его больше, чем обычно. – А ведь его еще даже не разгрузили. – Здесь вы найдете точные цифры. В трюме лежат соль и мед, добытые в Эджироносе.

Галери безразлично пробежал глазами по бумаге.

– Где будете их продавать? – спросил он, открывая собственную тетрадь с записями. Один из солдат за его спиной начал справлять в воду малую нужду.

Корэйн благоразумно сделала вид, что ничего не видит.

– В Лекорре, – сказала она. Речь шла о столице Сискарии – о городе, который когда-то был центром этого мира, но сохранил лишь отголоски былой имперской славы. – Его превосходительству герцогу Рекцио…

– Достаточно, – пробормотал Галери.

Товары, предназначенные для продажи знатным лицам, не облагались налогом, и к тому же печать благородной семьи было легко подделать или украсть – при должном желании, умении и бесстрашии.

Галера пристала к причалу; моряки сбросили с бортов канаты и начали спускаться. Слова, выкрикиваемые на разных языках, путались между собой: здесь говорили и на верховном, и на кейсанском, и на трекийском, и даже на раширском, звучавшем переливисто и мелодично. В лоскутное одеяло звуков вплеталось шипение канатов, теревшихся о дерево, всплеск воды, в которую падал якорь, трепетание паруса на ветру… Корэйн прикладывала неимоверные усилия, чтобы сдерживать волнение и спокойно стоять на месте.

Галери согнул спину в легком поклоне и широко улыбнулся. Два его зуба были ярче остальных. Слоновая кость – купленная или полученная в качестве взятки.

– Замечательно, этот вопрос улажен. Разумеется, мы проследим за тем, как вы будете отправлять груз его превосходительству.

Корэйн услышала все, что ей было необходимо. Быстрым шагом она прошла мимо инспектора и его солдат, изо всех сил стараясь не перейти на бег. Будь она младше, она бы не смогла сдержаться и бросилась бы к «Бурерожденной», широко раскинув руки для объятия. «Но мне уже семнадцать. Я без пяти минут взрослая женщина, и к тому же судовой агент, – напомнила она сама себе. – Я должна вести себя профессионально, а не держаться за чужие юбки, словно малое дитя».

«Хотя я ни разу не видела, чтобы моя мать носила юбку».

– С возвращением! – крикнула Корэйн, сначала на верховном, потом на полудюжине известных ей языков и, наконец, еще на двух, с которыми она была поверхностно знакома. Раширский по-прежнему давался ей с трудом, а джидийский, согласно распространенному мнению, не мог освоить ни один человек, родившийся за пределами Джида.