На берегу, среди хитросплетенных щупальцев, возникает не то человек, не то его проекция: простой контур, который затем обретает видимую материальность. Это глубокий старец в синем одеянии, замысловато расшитом астрономическими символами. При ходьбе он опирается на длинный деревянный посох. Тело слегка мерцает, однако ноги в золотых туфлях оставляют на мокром песке вполне реальные следы. Черты его лица как две капли воды напоминают каменные изваяния на скалах.
Маг тихо бредет к самой кромке воды, останавливается и ждет.
В скором времени волны начинают бурлить, и среди небольшого шторма очень медленно вздымается нечто громадное, похожее скорее на остров, чем на живое существо вроде кита, дельфина, морской змеи или бога. По бороздам и складкам чудовищного создания потоками сбегает вода. Оно направляется к берегу. Зеки расступаются, давая существу простор.
Формой и окраской гость из пучины походит на колоссальный человеческий мозг – живой, со множеством извилин; правда, на этом подобие и заканчивается. Между складками розоватой плоти мигают десятки пар серых глазок. Вдобавок создание многоруко. Одни конечности – мелкие, с разным количеством хватающих воздух пальцев, – колышутся сверху, словно щупальца анемона в холодных потоках, другие – покрупней, на предлинных стеблях, – тянутся во все стороны от каждой пары глаз, а третьи – это становится тем заметнее, чем дальше существо величиною с дом поднимается над волнами, постепенно выходя на берег, – растут внизу и по краям, с их помощью создание передвигается. Каждая из таких гигантских ладоней – размером с лошадь, их цветовые оттенки варьируются от белесого цвета личинки до мертвенной серости трупа.
Пятясь по-крабьи боком, гигантский мозг заставляет отпрянуть маленьких зеленых человечков еще дальше, после чего замирает в каких-то пяти футах от старца в синих одеждах, который сначала тоже шагнул назад, позволяя существу расположиться на берегу, но тут же твердо застыл, опершись на посох и невозмутимо глядя в ледяные серые глазки гостя.
– Что ты сделал с моим любимым поклонником? – беззвучным голосом спрашивает многорукий.
– Мне больно говорить, но он выпущен в мир.
– В какой из миров? Их чересчур много.
– На Землю.
– На какую? Их тоже слишком много.
– Это моя Земля, – молвит маг. – Настоящая.
Гигантский мозг шумно втягивает слизь всеми отверстиями, запрятанными среди складок. Звук получается мерзкий, как если бы кит сморкался густой от водорослей морской водой.
– Просперо, где моя жрица? Мое дитя?
– Что еще за дитя? Не ищешь ли ты, злодей, синеглазую шлюху, помесь свиньи и вороны? А может, выброска этой карги, рябого щенка-ублюдка, не удостоенного даже человечьими формами, извергнутого ею на берег моего мира?
Старик любил играть словами: «ворона» звалась по-гречески «sus», а свинья – «korax». Он явно упивался собственным остроумием, и «выбросок» доставил ему еще одну маленькую радость.
– Калибан и Сикоракса. Где они?
– Сучки нет. Пресмыкающееся – на свободе.
– Так мой Калибан ухитрился сбежать из скалы, где по твоей воле томился в заточении много столетий?
– А разве я не сказал? Продал бы ты лишние глазки за пару ушей.
– Скажи, он пожрал уже всех людишек твоего мира?
– Не всех. Пока что. – Маг указывает посохом на каменные изваяния собственной головы. – Понравилось тебе жить под надзором, рукастый?
Существо насмешливо фыркает морской водой и слизью.
– Ничего, пускай зеленые человечки еще поработают; потом я нашлю цунами, чтобы утопить их без остатка, а заодно и все твои жалкие шпионские изображения.
– Так почему бы не сделать это прямо сейчас?