Не знал бедный глава райадминистрации, что наступил на больной мозоль нардепа и короля карамелевой промышленности Бурщака. А мог бы, кстати сказать, поинтересоваться, разузнать, людей поспрашивать, тем более, должность занимаешь такую. Да и не простой человек с улицы, народный депутат все же, тебе с ним в одном городе и даже округе жить еще сколько, на Марс никто из вас не улетает, правда? Рассказали бы тебе, что Федор Бурщак здесь всю жизнь сиротой прожил, узнал, что почем на своей шкуре.

И то, что после расстрела своего компаньона с беременной женой на речвокзале тогда, в 92-м, пацана его, Костика четырехлетнего, к себе забрал. Неженатый ведь до сих пор, 36-й год стукнул, оно и пора может, мужчина видный, да при таких деньгах, нардеп, а так с Костиком и живет в том же микрорайоне, где сам вырос, только и того, что с хрущевки съехал, когда первые деньги завелись. Другой бы на его месте запросто мог квартиру в центре купить шикарную, где-нибудь на Печерские или у Золотых ворот, а он переселился напротив своего бывшего дома, из окна ту хрущевку рассматривает каждое утро, когда зарядку делает. Тетка Оксана как умерла, он уговорил ее знакомую из их старого дома, приходила прибираться и готовить, стирала за ними. А как иначе, если он возвращался за полночь, а поднимался в полшестого, раньше, чем в армии?

И только выходные были для них с Костиком святыми, полной расслабухой. Чаще всего вдвоем раненько мотали на летнюю дачу, под Вышгород. Участок тетки Оксаны, полученный еще в бытность работы на авиазаводе, избушка на курьих ножках. Тогда строго наказывали по партийной линии за двухэтажные дома, а тетка была партийной. Да им много и не надо, мобильник выключался напрочь на целых два дня, никакого телека, даже транзистора, а газет – и подавно. Рыбачили, купались до синевы на губах, ныряли с довбочки, готовили на костре суп и шашлык. В прошлом году купили лодку-плоскодонку, стоял сумасшедший клев, судачка как прорвало, и окуньки шли за милую душу, лящи, коропа. Возвращались запоздно в воскресенье, с одной мыслью – помыться и спать. Зато всю неделю крутился, как заведенный, в предвкушении субботы. Костик дни считал, оба ужасно дорожили выходными. Классно было и то, что здесь Федора никто не знал, можно ходить в рванных выцветших шортах и пропахшей костром и рыбной чешуей любимой футболке, купаться и загорать. Или болтать с любым встречным-поперечным, будучи уверенным, что он у тебя ничего не станет просить, потому что понятия не имеет, что ты – нардеп Федор Бурщак. Хорошо, что сессии теперь реже транслировали по телеку, не так, как в первые созывы, когда депутаты покруче звезд Голливуда себя чувствовали. Впрочем, и когда передавали, Федор особо на трибуну не лез, разве когда Длинный, его дружок и деловой партнер, лидер фракции, попросит выступить.

Друзья сначала обижались, думали, он выходные на баб тратит, мало кто знал, что один из тех, кого газеты называли едва ли не главным олигархом, живет один с пацаном и запросто ловит рыбу в Днепре. Эту тайну Федор хранил, к себе в душу никого не подпускал, в парламенте не знали, разве что тот же Игорек Длинный. Кулак в курсе, правда, но у них свой договор, мужской, надежный. Больше всего боялся, чтобы не пронюхали журналисты, такое началось бы, – представить страшно! Пока судьба его хранила. Тьфу-тьфу-тьфу!

Была еще одна дача, в Конче. Один пуриц расплатился за вагон металла землей в Новоселках. Они взяли десять гектаров на троих – покойный Миша Рябошапка – Костин отец, нынешний обладатель гринкарты Володька Ястреб и он, Федор. Тогда смеялись – на хрена столько? Теперь земля в Конче на вес золота. Через год он уступил Паше-нефтянику половину, тот обставил все с таким размахом, показушник проклятый, стыдно туда ездить!