Стены чертога исчезли полностью. Мы с Эль… с Элей стояли на продуваемой ветром снежной вершине, дыхание перехватило, лицо забило ледяной крошкой. Вокруг, ниже нас, насколько хватало взгляда, высились горные пики и хребты, тоже сплошь белые от снега. И так вплоть до горизонта, тоже состоявшего из смеси неба и снежных вершин. На какой мы высоте? И, вообще, где мы?

Ревел ураган, сдувая нас к чертям собачьим. С такой силищей проходилось не просто мириться, а подстраиваться, иначе действительно сдует.

– Где мы? – В ушах так сильно выло и шумело, что приходилось кричать, наклоняясь друг к другу.

– На вершине мира. Повезло с погодой.

– «Повезло»?! – Я обвел взглядом бушующую панораму.

– Будь сейчас тихо и солнечно, снизу сюда тянулась бы очередь альпинистов, пришлось бы искать другое место.

Если Эля считает, что пронизывающий ледяной ветер – «повезло», то у нас с ней разное понятие о «хорошо» и «плохо». Достаточно одного резкого порыва ветра, и обоих унесет в пропасть. Ради безопасности я согласился бы потерпеть присутствие туристов, чертог мог сделать нас невидимыми для них.

Или…

Внутри похолодело больше, чем снаружи:

– Чертог тоже исчез?

А как же давление? Чтобы дышать на высоте нескольких километров, альпинисты много дней адаптируются в лагерях на промежуточных уровнях.

Дышалось как обычно. Чудеса продолжались, а это значило, что чертог никуда не делся, он продолжал нас защищать.

– Я приказала частично пропускать ветер и звуки, чтобы ты ощутил, насколько мы малы и беспомощны перед силами природы. Люди – пылинки на картине мироздания, но мы тоже кое-что можем.

Мысль застопорилась на фразе «Частично пропускать ветер и звуки». Частично?! Ощущение создавалось, что нас легко сдует с заснеженной площадки. Если то, что проникает внутрь, это «частично», то страшно представить реалии за прозрачной стенкой.

А еще Эля обмолвилась: «Люди… мы». Она все же человек, а не ангел-бес-демон-эльф или кто-то еще под личиной моей бывшей сокурсницы. Крылатое существо – такая же обманка для глупых мальчиков, как выдача себя за доброго духа во время лечения диких племен. Получалось, что меня приравняли к дикарям. Земли, на которых ныне находится Нью-Йорк, были расположены в очень удобном месте, хитрые голландцы обменяли их у индейцев манахаттоу и канарси на бусы ценой несколько долларов. Правда, позже территорию у хитрых бесплатно отобрали наглые и более сильные. Так всегда бывает, на каждую гайку находится свой болт, на хитрость – сила, на силу – очередная коварная хитрость, и далее по кругу до бесконечности. У меня нет ничего ценного, ну, кроме бессмертной души, и взять с меня больше нечего. Во всяком случае, мне так кажется. Эля-Эльф думает иначе, иначе не состоялась бы история с назначением меня Избранным и изъятием из привычной среды обитания.

Пока я метался в поисках ответа, что жеот меня потребует непонятная спутница и как реагировать на будущее предложение (а оно, несомненно, будет, если я что-то понимаю в жизни), Эля заговорила:

– За время наших с тобой путешествий я часто повторяла: «Придет время, и мы поговорим обо мне и чертоге подробней». Время пришло. Я не раз представляла этот день, этот разговор. Чтобы прочувствовать важность момента, чтобы рассудить трезво и чтобы принять правильное решение, нужна соответствующая обстановка. Хотя бы для начала. Поэтому я привезла тебя сюда. У нас эту вершину знают как Эверест, по-тибетски она называется Джомолунгма, по-китайски – Шенмуфэн, по-непальски – Сагарматха. Вершина мира. Выше – только небеса.

– Девять километров – тоже небеса, – сказал я.