Отакчан слегка засмеялся, поглядывая на бригадира, и сказал:

– Спасибо, догор, что пришел. Говори, я слушаю.

– Надо бы съездить в поселок с отчетом. Скоро, чую, опять дожди пойдут. Сам знаешь, каждый день нам дорог, покуда нет дождя. Завтра-послезавтра начнем срезку рогов у быков.

– Это я понимаю. Ты толково рассуждаешь. А что касается отчета, то я поеду, чего уж там.

– Знал, что не откажешься, дед, потому и пришел с просьбой.

– Завтра же поеду.

– Вот и хорошо. Жена моя провизию на дорогу приготовит.

– Да ладно. Я всю жизнь сам себя обслуживаю.

Айчима ушел. Вскоре пришел Виктор и притащил брезентовый навес.

– Дед, это Айчима отправил тебе, чтобы поверх палатки натянул. Все же поможет от дождя.

– Айчима, говоришь, отправил? – дед недоверчиво пошарил рукой по брезенту. Это был старый, но еще добротный навес.

– Говорит, что дает насовсем, – Виктор улыбается.

– Ну, спасибо ему скажи. Не откажусь…

…Небольшая избушка Сэмэкэ стояла на краю села. Старая, покосившаяся. Отакчан охотно и смело входил в этот дом, зная, что его там встретят по-человечески тепло.

– Илэ, яв укчэнэс?[25] – на ходу снимая головной убор, подал голос Отакчан.

– Здравствуй, Ота, – заулыбался Сэмэкэ.

Он явно радовался гостю. Посветлев лицом, крепко пожал протянутую руку Отакчана.

– Ну, как живешь, Сэмэкэ?

– Мы-то ничего. Что с нами станет? Мы ведь живем в тепле да уюте. А вот ты-то как? – Сэмэкэ изучающе вглядывался в неухоженное изможденное лицо старого друга: «Выглядит неважно. Не болеет ли?»

– Как видишь, хожу, дышу.

– Это вижу, – уклончиво ответил Сэмэкэ.

– А где дети? – Отакчан оглянулся вокруг, будто желая увидеть невесть почему затаившихся малышей.

– Они уже стареют, – Сэмэкэ словно угадал мысли друга.

– Будто ты молодеешь, – Отакчан засмеялся. – Годы не скинешь и с детей. Они, как сонгачаны, сегодня резвятся без заботы, а завтра уже сами о себе должны заботиться.

– Садись, Ота, вот сюда, – Сэмэкэ пододвинул табуретку.

Отакчан неуверенно сел.

– Дочери давно выпорхнули из родительского дома, свои гнезда вьют, – рассказывает Сэмэкэ, затапливая печь.

– Радоваться только надо этому, – Отакчан слышал о замужестве дочерей Сэмэкэ.

Обе вышли замуж за русских и живут теперь, как рассказывали, где-то на юге. Далеко, говорят, живут.

– Так-то так, конечно, – соглашается Сэмэкэ. – Лучше было бы, если бы жили рядом.

– Ясное дело. Тоскуете по ним?

– Еще спрашиваешь… Тоскуем сильно, дети же.

– Не приезжали в гости?

– Нет, не приезжали.

– Тогда сами бы поехали в гости к ним.

– А на что? Где взять деньги на дорогу? Теперь все сильно подорожало.

– Прости меня, старого, забыл об этом. Теперь в самом деле никуда не поедешь. Не по карману. В тайге с деньгами не имеем дела, потому цены на товары, на дорогу мы не знаем.

– Вот вскипит чайник, чайку попьем, – Сэмэкэ открыл дверцу печки и палкой пошуровал разгорающиеся поленья.

– Да, теперь простому человеку жить стало гораздо труднее. Как будем дальше жить, не знаю, – Отакчан шумно вздохнул.

– Да и самолетов-то теперь нету, – Сэмэкэ, видно, думал о детях, которые никак не могут приехать к ним.

– Как так нету? Летали же самолеты, – Отакчан делает вид, будто удивляется.

– Это раньше летали, да и недорого было тогда. Теперь перестали летать… Правда, рассказывают, в месяц два раза прилетает самолет…

– А почему, как раньше, не летают самолеты? Как ты думаешь?

– Откуда мне знать, Ота? Я человек маленький. А по-твоему, почему не летают?

– Власть перестала думать и заботиться о человеке. Вот и не летают самолеты. Некому думать о простом человеке. У них, у начальников, забота только о том, как разбогатеть.