Только тут Оля сумела беспомощно прошелестеть:

– Н-нет-нет-нет… Говорите, г-говорите…

– Раз так… Раз так, – его голос постепенно набирал некоторую уверенность. – Тогда я сейчас предложу вам нечто не совсем обыкновенное… Оля… приезжайте ко мне сюда! На десять дней… На неделю… Да хоть на три дня! Не отказывайтесь сразу, дайте мне досказать, потом подумаете! Это прекрасный город, вы наверняка его еще не видели. Нам с вами нужно узнать друг друга получше, в обстановке, далекой от служебной… И Петербург как будто специально для этого создан. Все расходы я беру на себя – но только, бога ради, не думайте ничего дурного: для вас снимем отдельный номер в отеле – с завтраками, а обедать и ужинать будем в ресторанах… Я возмещу вам все расходы на перелет сюда, обратный билет немедленно возьму на ту дату, которую вы укажете…

– Я не могу принимать такие дорогие подарки… – смогла, наконец, Оля выдавить традиционную фразу порядочной женщины, вбитую ей в голову мамой и бабушкой чуть ли не в младенчестве, и всегда выскакивавшую, как чертик из табакерки, когда предлагали что-то дороже плитки шоколада.

– Вы окажете мне огромную услугу, если прилетите. Я ведь обязан вам за то, что вы постоянно делали для меня весь этот год. Даже если вы сочтете меня недостойным вас, я хочу просто вернуть долг… Но – да – это, конечно, слишком большая дерзость с моей стороны, – покорно признал он.

Оля не должна была верить своим ушам – но поверила им сразу и безоговорочно, потому что в мыслях забилась одна-единственная фраза: «Я это знала, знала, знала!!!» – и решение пришло моментально: она полетит, конечно же, полетит, потому что это ее последний шанс в жизни на что-то хорошее – да и вообще на саму жизнь, которой, как выяснилось, до той минуты как бы и не было…

– Я приеду, – просто и твердо сказала она. – Только у меня очень мало денег. То есть на билет-то хватит, – (отпускные она, конечно, отдала маме на хозяйство, но мгновенно решила заложить – и пусть хоть навсегда сгинет! – подаренный тридцать лет назад бабушкой массивный золотой перстень с синтетическим синим камнем, без дела пылившийся в пластмассовой шкатулке). – Но останется сущая мелочь…

– Об этом не беспокойтесь! – пылко уверил он. – Покупайте смело билет и прилетайте. Деньги я отдам вам сразу, в аэропорту, наличными… У меня здесь возникли некоторые трудности с картой, но это скучно, не буду вас утомлять техническими деталями… К вашему приезду все как раз уладится.

Юрий Иванович – Оля сразу сохранила в телефон его номер под именем «Юрочка» – звонил до отъезда еще два раза, заботливо интересовался подготовкой к поездке, ласково ободрял – и Оля исполнилась самого здорового оптимизма: он встретит ее в Пулково – и наступит наконец пробуждение к настоящей жизни, уготованной ей изначально, но так сильно запоздавшей.

По мере того как длинный зеленый самолет заходил на посадку, Олю исподволь начала колотить крупная дрожь: если раньше их встреча маячила где-то на дне воздушной бездны и в непреодолимой дали, то теперь будущее неумолимо превращалось в настоящее, которое вот-вот грозило накрыть ее с головой и смести, как цунами слизывает беспечный город с лица планеты. Трясущимися руками она зачем-то достала зеркальце, глянула – и едва узнала себя: на пепельном от переживаний, осунувшемся лице горели два отчаянных блекло-голубых глаза. «Что я делаю… Господи, что я делаю?!!» – вслух сказала она своему неузнаваемому отражению, и на нее с легким интересом посмотрела добрая соседка-петербурженка, которая вдруг бросила себе под нос таинственные слова: «Я отчего-то уверена, что вы все делаете правильно. Но, возможно, убедитесь в этом не сейчас, а несколько позже». В памяти всплыла странная цитата, буквально вчера мелькнувшая в новостях обжитой соцсети: «Петербург напрямую связан с потусторонним миром, оттого и все его коренные жители в той или иной мере прозорливы», – и Оля позволила себе выдохнуть: пройдут какие-нибудь полчаса, и ей самой смешны станут эти мелкие терзания.