В то утро я вышел пораньше специально, чтобы не встречаться с матерью. Часов в шесть незаметно прошмыгнул на кухню, быстренько намазал тост ореховым маслом, уложил всё в старый потрёпанный портфель и сделал ноги. На пустынной улице никого, только редкие фонари, похожие на худых, скелетообразных великанов из страшной сказки, слабо освещали путь. Добравшись, до пекарни Тодда, я внимательно посмотрел на огромного облезлого пса по кличке Гром. Он гордо задрал свою взлохмаченную морду и с презрением глянул на меня, такими умными глазами, что я даже вздрогнул. Но, как уже говорил ранее, я очень люблю животных, и они любят меня… По крайней мере, мне всегда, казалось, что между нами есть некая связь, позволяющая не бояться друг друга и может быть даже доверять. Собака кидается на того человека, которому не доверяет! Гром знал меня и стоило ему услышать мой голос, он слабо улыбнулся и завилял хвостом.

– Приятель! – воскликнул я и протянул к нему руку.

Он ещё раз глянул на меня, встал на ноги и, лизнув кончик указательного пальца, фыркнул. Затем смачно зевнул и улёгся на своё место досыпать. Демонстративно отвернувшись в другую сторону. Таким образом, пёс дал понять, чтобы я убирался восвояси и не мешал ему отдыхать. Я возражать не стал, потащился дальше по улице в гордом одиночестве. Передвигаясь по всё ещё спящему городку мне вспомнился сегодняшний ночной кошмар, от которого я проснулся посреди ночи едва дыша.

Мне казалось, что мать обнаружила очередную лужу мочи на моей простыне. Рассвирепев, она схватила меня за волосы и поволокла на кухню. Я, как всегда, плакал, умолял о прощении, но она не желала слушать.

– Я предупреждала тебя вонючка! Ты знал, что будет, если я ещё хоть раз это увижу! Предупреждала ведь? – визжал её голос прямо возле уха.

Моё тело колотила странная, неконтролируемая дрожь, когда я увидел в руке матери огромные кухонные ножницы, которыми она обычно разделывала курицу, то заревел в голос. Её это не остановило! Последнее, что я помню, это как она стащила мои мокрые штаны и оттяпала мой малюсенький член почти полностью. Резкая боль пронзила всё моё тельце, кровь хлынула фонтаном, я завизжал что есть мочи и проснулся. Открыв глаза первое, что я сделал, ощупал сморщенный от страха писюн, а затем простыню, на которой спал на предмет лужи. Слава богу, всё оказалось на своих местах, и кровать была сухой, не считая влаги от липкого пота.

– Это не беда! – подумал я радостно улыбаясь.

– Это не моча… – мысль о том, что я проснулся сухим, радовала несмотря на кошмарный сон.

Также я часто думал, что будет, когда я вырасту, а ещё о её смерти… Да, мне постоянно, казалось, что она вперёд убьёт меня тем самым, счастливый день похорон матери, я никогда не дождусь. А мне очень хотелось увидеть её мёртвой и безопасной.

– Я буду стараться выжить мамочка… – бормотал я задумчивым тоном.

Размышляя на все эти темы, я незаметно для себя дошёл до развилки и обернувшись посмотрел на пустынную улицу. В этом городишке в моё детство было не людно, шлёпая в час пик по дороге, насчитаешь от силы два фермерских грузовичка и то, если повезёт. Не машин, не прохожих… редкий рыбак с деревянной удочкой через плечо, горбатой походкой проволочится в сторону Канейдиан-Риверс. На этот раз я шёл в гордом одиночестве погруженный в свои ватные (сонные) мысли. Очнулся, только когда добрался до кладбища.

– Марджори! – позвал я.

Почему-то её нигде не было, мне стало не по себе, такое необъяснимое беспокойство разгулялось внутри.

– Кис-кис… – звал я внимательно осматриваясь.

Неприятная волна страха и волнения поднималась из груди, обдавая моё лицо огненным потоком. Спустя минут пять эта волна меня буквально накрыла, сердце забилось будто колокол в церкви Адвентистов седьмого дня. Внезапная мысль, возникшая из воспоминаний на мгновение, парализовала.