«Кто лучшие агитаторы партии? – лукаво спрашивала большевистская газета «Рабочий путь» в начале октября. – Вы думаете, это Троцкий, Каменев, Коллонтай? Ошибаетесь, это – Керенский, Церетели, Авксентьев!» После успехов большевиков на выборах в Москве эсеры и меньшевики почувствовали необходимость «справиться с “большевистской опасностью”». Но преследуя и запрещая большевистскую партию, продолжала статья, правительство добилось лишь увеличения «обаяния нашего знамени»[60]. Ленину захотелось процитировать слова поэта Н. А. Некрасова: «Мы слышим звуки одобренья, / Не в сладком рокоте хвалы, /А в диких криках озлобленья!»[61]
Рис. 1. Группа коммунистов на Всероссийском съезде Советов в 1918 году (предоставлено РГАКФД в Красногорске)
В то время как критики всех мастей нападали на непостоянство большевистской партии, другие комментаторы критиковали ее идеологию и практику с яростью, которая, по их мнению, была излишней для других течений социализма на политической сцене в 1917 году «Русский большевизм, – писал матери поэт А. А. Блок 7 июля 1917 года, – на практике до такой степени насыщен и перенасыщен чужим самому себе, и всякой вообще политике, что о нем, как о политической партии, невозможно говорить» [Блок 1927–1932, 2: 386]. В небольшевистских кругах термин «большевизм» часто использовался как синоним любой формы крайнего радикализма [Figes, Kolonitskii 1999: 172–173]. Зинаида Гиппиус записала в своем дневнике 26 октября, что большевики теперь «обнажаются» и «под ними… вовсе не “большевики”, а вся беспросветно-глупая чернь и дезертиры, пойманные прежде всего на слово “мир”. Но хотя – черт их знает, эти “партии”, Черновцы (сторонники лидера ПСР Виктора Чернова. – Ф. К.), например, или новожизненцы (интернационалисты) (объединившиеся вокруг социал-демократической газеты «Новая жизнь». – Ф. К.)» [Гиппиус 2003: 321][62]. Писатель М. М. Пришвин занес в свой дневник 14 сентября 1917 года такую запись:
Что же такое эти большевики, которых настоящая живая Россия всюду проклинает, и все-таки по всей России жизнь совершается под их давлением, в чем их сила? Многие теперь – и это в большой моде – называют их трусами, но это совершенно неверно. Несомненно, в них есть какая-то идейная сила [Пришвин 2007: 510–511].
К сентябрю – октябрю 1917 года партия большевиков вела интенсивную кампанию по всей России, чтобы донести до последователей эффективность и жизнеспособность своей организации. Так, на Вятском губернском съезде РСДРП 17 октября выступил большевик, объяснивший собравшимся «сущность большевизма»[63]. Письма из губерний в Центральный комитет в сентябре и начале октября сообщали об организационных успехах большевиков на местном уровне, обещая упрочить их, если удастся найти больше партийных работников. Однако они же рассказывали об организациях большевиков, только недавно отделившихся от меньшевиков-оборонцев или интернационалистов в регионах, о единых съездах и конференциях РСДРП, а также о зарождающихся и все еще слабо взаимосвязанных местных организациях большевиков