– На глубине, не поверишь, – съязвила она. – Баллонов нет, у меня и жилет со всеми вещами пропал, и буйки, и рация. Куда ты делся?! Почему на кнопочку сигнального браслета не нажал, чтобы завибрировало?

– Да я реально не успел. – Хонер пожал мускулистыми плечами. – Жижа чёрная кругом, потом вдарило что-то сзади, потом ещё. Сны чёткие, стюардесса наштукатуренная, у неё такие классные эти самые… И обломчик, ты меня трясёшь. Лучше б не будила. Куда плыть – крокодил знает, страхующей команды нет, спасатели не достанут. Мы с тобой конкретно вляпались. Капец. Всё из-за сволочи Шулера.

Рина опустила глаза: на самом деле – из-за неё.

Шулер был руководителем департамента исследований общественной организации «Красная панда». Он позвонил в апреле, предлагая ни много ни мало – место научного руководителя экспедиции!

Звучало здорово. На самом деле американский магнат «Санрайз Петролеум» собирался установить вблизи берегов Аляски очередную нефтяную платформу. Для проекта провели исследование дна и заметили на глубине шестидесяти метров колоссального кальмара, который водится только в Антарктике, а здесь ещё не встречался.

«Красная панда» прицепилась к этому факту на общественных слушаниях и выбила себе контракт на исследования. Нефтяники согласились оплатить экспедицию, лишь бы им не добавляли проблем.

Как обычно, деньги ушли «на нужды организации». Разворовали. Но отчёт об исследованиях надо было представить, и вот Шулер звонит давней знакомой.

Средств он дал в обрез. Зато на балансе «Красной панды» значилась новая прогулочная яхточка. Там разместили оборудование для погружений, одну из кают переделали в лабораторию, и места для пассажиров почти не осталось: Рина – морской биолог, Хонер – гидролог, плюс экипаж. Должны были участвовать ещё два океанолога от Шулера, но заболели в последнюю неделю. В итоге – ни команды поддержки, ни страхующих.

И вот теперь некому нырять, некому искать пропавших дайверов. Не исчезни рация, сообщили бы хоть наверх, что живы…

Хонер бессильно лёг на спину, разглядывая покрытый иглами сталагмитов потолок. Рина решила:

– Бери мой пони-баллон, ищи выход. Приведёшь подмогу.

– Чего это – я? – возмутился гидролог. От гелия в воздухе голос его звучал высоко, как у Микки Мауса.

Впрочем, она пищала так же.

– Ты меньше весишь, меньше нужно смеси.

– Ништяк, я меньше вешу! Да ты в плечах такая же, по талии – тоньше, а рост тот же метр восемьдесят.

– Зато я шире в бёдрах. И твоего снаряжения сохранилось больше, у меня и жилет пропал, и катушки.

– Мои возьми.

– Своими сам пользуйся.

Они препирались, словно студенты на перерыве, которые решают, кому идти за кофе. На самом же деле у остающегося почти нет шансов выжить. Пока напарник поднимется, пока найдёт достаточно экипированных и обученных спасателей – кислород здесь кончится.

– Раз ты тут, то и я тут, – упёрся Хонер. – Ещё хэ зэ, где из этой стрёмной душегубки выход.

Рина снова надела шлем, но драгоценный пони-баллон не подключила: транспортную смесь надо поберечь. В былые времена занималась фридайвингом, могла и на десять минут задерживать дыхание, а теперь сил хватало только на шесть-семь.

Без фонаря коридор придётся искать ощупью.

Чёрточки с палец, которые светились на стенах, на поверку оказались губками, мягкими и пористыми. Конечно, сияют не они сами, а бактерии, живущие в их клетках. Но почему подселенцев так много? Значит, пищи здесь, планктона, – полно. А это странно для глубоководной пещеры. Возможно, их питают остатки добычи других существ, которые охотятся снаружи?

Рина оторвала от свода губку покрупнее и принялась при её свете обследовать стены, пол. Но нигде и намёка на проход не было. Наконец пальцы провалились в щель сантиметров двадцать на десять, она уходила узким прямоугольным тоннелем. Пролезла рука по плечо, снаружи чувствовалось движение воды.