Девид Кларк, сын морского офицера и корейской бизнес-вумэн живет с родителями в элитном девелопменте. На слэнге таких зовут «подвальный призрак». Мог давно жить самостоятельно – но с родителями дешевше.

У Дейва в комнате кимоно таэ-квон-диста, скейт борд и прикрученный цепью к столу айМак. Собачья цепь позволяет Дейву сохранять айМак рекордно долгое время. У конченных джанки всегда самые дешевые телефоны и ноуты – продано всё, что можно поставить на движ.

Шансы, что Дейв сошелся бы с таким трешем как я – эмигрантом в первом поколении, который рысачит без водительских прав и безропотно моет по ночам пол, равны шансов столкновения Земли с Плутоном.

Нас снюхал вместе синтетический хероин:
И дрожит под росою душистых полей
Бледный ландыш склоненным бокалом, —
Это мак-баловник, это мак-чародей
В него ткнулся ты наглым йобалом

Дейв пытается одолеть чародея уже пятый год. Он выбрал смертельную тактику – старается уничтожить как можно больше за один раз. Быстрей кончится – быстрей завяжу. Дейв дважды побывал в реабилитационных клиниках, где ходка стоит порядка двенадцати тысяч злотых. Дейв провел шесть месяцев в окружной тюрьме за блестящую организацию скандальной кражи нескольких миль троллейбусного провода. В рамке на стене вырезка из муниципальной газеты об этом преступлении века. Рядом – диплом частного колледжа. Мастер ав Бизнис Админестрейшн. Я единственный из окружения Дейва, кто хоть на йоту приблизился к его ослепительным достижениям, поэтому он меня пока терпит.

«Это Винс. Он шесть лет отсидел в русской тюрьме в Сибири». Я пытался объяснить, что сидел в Ливийской джамахарии, но меньше чем на Сибирь мистер Кларк не согласен.

Сын белого офицера и южной-корейской портнихи дизайнерской одежды, Дейв чем то походит на Виктора Цоя. Корейская кровь подарила ему рубленые в граните строгие черты лица и мраморно бледную кожу. За этот цвет и предпочтение к продукту черные барыги называют его «Белый Кореец». Правда, или за глаза или когда Дейв уже зафиксирован. Сказать ему такое в лицо больному чревато неприятностями.

В последний год я видел белого корейца гораздо чаще чем жену и родных детей. Дейв приезжал на отцовском джипе с антиполицескими номерами «Ветеран ВМС США». Кроме службы в ВМС отец Дейва долгие годы работает сетевым администратором в полевом офисе федерального бюро расследований. Отец неоднократно отмазывал Дейва, если передряга не была слишком уж медийной, как в случае с кражей троллейбусных проводов. Отец Дейва любит курнуть вечером травки, а так как его положение не позволяет старику рысачить по барыгам, то персональный наркотраффик для мистера Кларка-старшего также выполняем мы с Дейвом.

Дни тогда были сурково похожи друг на друга. Я вставал утром, добивал остатки вчерашней роскоши, провожал ребенка в школу и чесал репу где взять денег на сегодняшний разгон. Часам к одиннадцати, без всякого на то логического объяснения, начинало ломить кости, сводить мышцы и сердце охватывала смертельная паника.

В отличии от меня Дэйв гнал фентанол струёй, а потому проблемы мышц у него наступали быстрей.

У нас не было выбора. Имеющие жилы меня услышат. Нужно было находить деньги или умирать. Поэтому каждый день мы упрямо жарили джаз. Свободных импровизаций было столько же сколько созвездий на Млечном Пути. В дни когда у меня музыка не клеилась, дерзко, в своей самовлюбленной манере, солировал Дейв Кларк. Когда у корейца не было вдохновения, медленно и степенно в партию контрабасом вступал я. Деньги сами являлись из ниоткуда и тут же исчезали в никуда.

Мы побеждали гравитацию тем или иным способом и к через несколько часов уже погоняли военно-морской Сатюрн в тотальное негритянское гетто. Рейсы производились с точностью Эмануила Канта по которому калининградцы издавна сверяют часы. Белое китайское служение не знает праздников и выходных.