Миша кивнул.

– Значит, еще какое-то время у меня есть?

– Чтобы отказаться? Конечно. Я все же надеюсь, – Константин взглянул на него, сопроводив этот взгляд злобной усмешкой, – что ты умеешь держать язык за зубами.

Парень вяло улыбнулся. Подобные подозрения должны были обидеть его, но он понимал их. Самое сложное ждало впереди, и совсем не хотелось уничтожить все на корню.

– Думаю, самое время и тебе задавать какие-нибудь вопросы. Или же ты веришь всему, что пишут в интернете?

Миша покачал головой, но все же честно признал внутренний мандраж перед такой персоной, как Иванченко. Но в ответ только встретил добродушное:

– Я же говорил, что такой же, как и ты. Тебе ни к чему все эти реверансы, – он улыбнулся и похлопал Мишу по плечу.

Это немного взбодрило подростка. Он решил увести их разговор немного в сторону и спросил о побеге. И к своему удивлению, услышал подробный рассказ. Он слушал внимательно, внимал каждому слову и удивлялся, как легко Константину удавалось проворачивать некоторые вещи: он общался с полицией до того, как его заподозрили, он похитил писательницу практически под носом полицейских, и даже когда они узнали его личность, смог с легкостью продолжать свой путь. Да и сейчас он был не в тюрьме, где ему предписано быть. Он с легкостью выбрался оттуда и теперь сидел рядом и время от времени наблюдал за медленным течением реки, чем все больше и больше спокойствия привносил в душу подростка.

И, наверное, этот внутренний огонек – единственная вещь, в которой Миша не готов был признаться никому. Даже столь обожаемому человеку.

Напряжение не спадало. Света ощущала его с каждым пробуждением, не забывала при каждом засыпании и в течение дня вздрагивала, как только что-то даже незначительно выбивалось из привычного ритма.

Прошло три месяца. Три длинных месяца, когда каждый день ей вяло преподносили: «Не нашли, но успехи есть». Смысла во второй половине фразы не было – даже ей, отрезанной от новостей, была очевидна эта ложь. Они не знали ничего. Проверили старые места, родственников, приятелей – нигде он не появлялся. Предположили, что он связался с другими преступниками – и тут мимо. Те в какой-то момент возжелали его поимки даже больше, чем все остальные.

Им не за что зацепиться. Им неоткуда взять первую ниточку. Света больше не могла обеспечивать ее – не было ни единого намека, что он появится. Все только говорили за спиной об этом, но все менее и менее уверенней с каждым днем.

Не теряла уверенности только она сама. Она ждала его. Садилась у окна каждый день и наблюдала. За каждым шевелением травы, за каждым движением кустов, за едва приметной тропой, спрятанной в кустах за забором. Он должен был прийти. И что-то внутри подсказывало – его путь был там. Не спереди дома. Не где-то еще. Он появится здесь – на этой тропе.

Она уже ощущала это раньше – когда втягивалась в помощь в деле Меркуловой, когда чувствовала зуд в отношении Мраченко. Все это происходило с ней, и теперь не казалось ошибочным.

Максим периодически вмешивался в ее меланхолию: уводил от окна, закрывал его шторой. Но она быстро избавлялась от него и вновь садилась. И сама не знала, зачем повторяла это снова и снова. Нужно было бежать. Настолько быстро, насколько хватит сил. Он точно найдет ее. Он точно явится к ней. И не стоило искушать судьбу ожиданием.

Но ничего не менялось. Путы сильней стягивались на коже. Все это напоминало жар, бред в бессонную ночь, но продолжало происходить наяву. И чем дольше она сидела, тем меньше боялась. Будто все это – подготовка к борьбе.

Она не ощущала страха, только бесконечное волнение. Не было больше страшных снов, галлюцинаций. Оставалась только глупая надежда – это снова произойдет.