Туалет тут же и, конечно же, платный. Это, скорее такая услуга с ведром, которое разносят по залу и предоставляют желающим, но платежеспособным пассажирам, справлять нужду.

А ещё была замечена группа людей, гордо и независимо державшаяся в сторонке в замусоленных сорочках грязного цвета…

Два вновь прибывших пассажира в полголоса беседуют.

– А чего это они с сорочкой этой так носятся? Ей триста лет в обед.

– Так традиция, национальный колорит… Это не отщепенцы и попрошайки, это малороссы, некогда гордая и независимая нация. Они потеряли свою страну и теперь мигрируют по миру, как цыгане. Правда, их страна была нацелена в архаичное прошлое – с его культом мазанок, веночков, вышиванок и нравами дремучего хутора. Поют они одну и ту же жалостливую песню про свою историческую Родину: «Щэ не вмерло»… Их жалеют и подают на хлеб насущный… Они жадно хватают его и молча кушают, с кусочком сала, припрятанного в кармане.

– И не сорочка это, а вышиванка! Пращуры так ходили.

– Пращуры наши, вообще-то, в шкурах ходили и в пещерах жили…

– Всё к этому и идёт.

А группа замурзанных пассажиров в вышиванках, привстала с мешков и баулов и гордо выпячивая грудь, запела… старательно вытягивая ноты.

– Опять поют, болезные… – заметила рядом сидящая старушка.

– Видать, отпевают кого-то…

По зданию свободно гуляли сырые февральские ветры, разбрасывая горсти колючих снежинок в лица пассажиров. С завыванием, словно отпевали январскую метелицу или помогая поющим щедровать.

А собеседники, старик и совсем молодой юноша, осматривались. Старик поправил жёсткий манжет, который был установлен вокруг шеи, всем прибывавшим в Окраину. В ошейник был вмонтирован карбонатовый жетон со всеми данными на этого человека; такая вот идентификационная маркировка, по которой можно было отыскать заблудившееся животное или человека. Старика величали Потапом, но это было очень давно, когда ещё судьба не поворачивалась к нему гузном.

Когда-то старика звали Иван Егорович Потапов. Но теперь его так никто не называл. Звали по-разному: Потапом, Потапычем, недоросли называли его дядя Ваня и, даже, Лю Вань… Но это уже в китайских лагерях по перевоспитанию… Откуда он и возвращался по китайской железной дороге через всю китайскую Сибирь. Минуя тысячи километров вырубленной тайги…

Получил Потапыч в своё время двадцать пять лет исправительных лагерей по политической статье, и по истечению этого срока возвращался в родные места своего проживания. А встречал его внук, подросток пятнадцати лет. Страна же изменилась до неузнаваемости. И была это уже не страна, а просто – территория… или Окраина… На которой собирались выращивать сельскохозяйственные культуры: озимые, пшеницу и рожь, крупяные – просо, гречку и рис, зернофуражные – ячмень, кукурузу и овёс, зернобобовые – горох и чечевицу. А на частных огородах чего только не было… А ничего там и не было… кроме замечательной культуры – конопли. Ещё Геродот описывал использование конопли фракийцами вместо льна для изготовления одежды, а скифами для проведения культовых обрядов, в ходе которых сжигаемые на раскалённых камнях семена конопли вызывали опьянение у участников церемонии. Древние греки из семян готовили особый напиток, утоляющий страдания.

А Потапыч настрадался выше некуда… Обживать эти места придётся заново и привыкать к непривычному… Но жизнь не баловала Потапыча, а судьба-злодейка уготовила ему пожизненное скитание…

А всё началось двадцать пять лет назад, в нескольких километрах от Кривогорбского муниципального районного центра, где и находилась его деревенька Непроходимые Грязи, территория, граничащая с Татарстаном.