Товарищи Алексея, познавшие высокую теорию классовой борьбы, относились к нему любовно-снисходительно и называли между собою «наш лошак».

Природный нюх на беду и смекалка помогали ему вовремя выкручиваться из самых острых ситуаций. Он был, наверное, единственным из всей своей студенческой организации, кто не путешествовал за Урал в отдельном купе арестантского вагона. Но и в вожди среди большевиков Алексей тоже не рвался.

Февральская революция застала его в Орше, где он трудился путейским техником и заодно входил в руководство партячейки на станции.

Булай сразу же направился на родину и участвовал в подготовке захвата власти большевиками в Нижнем Новгороде, после чего был назначен на весьма хлопотный участок – уполномоченным по железнодорожным перевозкам губернии, которые находились в состоянии полного хаоса.

Однако всего через полгода Алексей всплыл в Окоянове с мандатом Нижегородского губкома на реорганизацию органов власти. Единственным человеком в уезде, знавшим о причине такого понижения, был Антон Седов.

Причина эта носила юбку и являлась женой известного в губернии адвоката. Юная красавица Эсфирь Дыбайло пылко полюбила мужественного революционера-руководителя. Как только Алексей получил жилье из двух комнат в особняке бывшего заводчика Прушинского, она бежала к нему от своего зануды-мужа.

Однако старый щелкопер, поднаторевший в крючкотворстве, засыпал жалобами новую власть, подключив к этому делу и общественное мнение. Из полетевших в губком петиций следовало, что прогрессивно мыслящая интеллигенция города, горячо приветствовавшая приход социалистической революции в России, глубоко потрясена разнузданным поведением некоторых недостойных представителей новой власти, которые опускаются даже до того, что конфискуют у населения законных жен. В особенности авторов поразил акт произвола, допущенный комиссаром Булаем в отношении достойнейшего адвоката господина Дыбайло, который… и т. д. и т. п.

Скандал разгорелся по губернским меркам немалый. К тому же, в губкоме трудилось много выходцев из пролетариата, всерьез полагавших, что большевистский вожак не должен отступать от классовой линии в постели.

После долгих прений начальство решило отослать Булая от греха подальше к себе на родину. Тем более, что случай представился подходящий.

Залетный отряд балтийских морячков в пьяном угаре пострелял в Окоянове сатрапов как царского, так и временного правительства в количестве двадцати человек. Местная, только что образованная парторганизация проявила в этом деле свою беспомощность, и Алексей был направлен туда на укрепление роли партии. Отца его хватил кондрашка на следующий день после свержения царя, матушка отдала Богу душу еще раньше, так что строить новую жизнь у себя на родине ему ничто не мешало.

Возлюбленная Булая, выбирая между ним и губернской столицей, остановилась на втором. Под покровом ночи Эсфирь дезертировала в объятия Дыбайло, забыв попрощаться с Алексеем, но прихватив в качестве трофея офицерское белье, полученное им по талону продкомитета.

С удивлением для себя, Алексей довольно легко пережил эту утрату и теперь уже второй год возглавлял окояновский уездный исполком. Он славился твердой рукой, а также неподдельным интересом к женскому полу.

Собственную семью Булай, по случаю надвигающейся мировой революции, заводить не собирался.

Антон Седов учился вместе с Лешей в арзамасской гимназии, и многие проказы они совершали вместе. Бывало, бегали подслушивать сходки местных активистов в Выездной роще и добывали прокламации против самодержавия, привозимые обычно паровозными бригадами из Москвы.