– Я думал, на Аляске тундра, – заметил Эдди, с хрустом продираясь сквозь высокие стебли.

По чистому голубому небу плыли всего несколько облачков, неспособных защитить от солнечного света. Я отправилась в путь в легкой куртке, но теперь, вспотев, повязала ее вокруг пояса. Время от времени набегали порывы ветра, который нес клубы пыли, колыхал траву и ерошил волосы.

– Ну не везде же. Может, дальше к северу. Эй, глянь-ка!

Мы остановились перед высокой оградой с колючей проволокой и огромной вывеской, на которой значилось: «ЧАСТНАЯ СОБСТВЕННОСТЬ – ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН». Буквы были красные, видимо, чтобы подчеркнуть серьезность предупреждения. Лично я для пущей убедительности добавила бы череп и скрещенные кости.

Некоторое время мы с Эдди разглядывали ограду.

– Лисса исцелит наши раны, – с надеждой сказала я.

Перебраться через колючую проволоку можно, хотя ничего приятного в этом нет. Я набросила на нее куртку, и это помогло – отделалась несколькими царапинами и порванной одеждой. Оказавшись наверху, я спрыгнула – даже удариться о землю было все же приятнее, чем медленно ползти по этой стене, пусть и вниз. Эдди повторил мой путь, недовольно сморщившись при столкновении с земной поверхностью.

Пройдя чуть дальше, мы увидели впереди темную полоску здания, после чего немедленно остановились и рухнули на колени, стараясь укрыться в высокой траве. Согласно документам, в тюрьме имелись камеры наружного наблюдения; значит, подходить слишком близко опасно – нас могли засечь. Вместе с GPS я купила сильный бинокль и сейчас с его помощью изучала здание.

Бинокль стоил тех денег, которые я за него заплатила, – каждая деталь была видна великолепно. Как и многие сооружения мороев, здание представляло собой смесь старого и нового. Стена, сделанная из серых каменных блоков зловещего вида, почти полностью загораживала собственно тюрьму, крыша которой лишь слегка выдавалась над нею. По стене туда-сюда расхаживали два человека – живые глаза в дополнение к камерам. Все в целом походило на крепость, неприступную снаружи и исключающую возможность бегства изнутри. Ей бы находиться не посреди бескрайнего, залитого солнечным светом поля, а на мрачном скалистом утесе – там она выглядела бы более уместно.

Я передала бинокль Эдди. Внимательно изучив обстановку, он указал влево:

– Вон, смотри!

Прищурившись, я с трудом разглядела грузовик или внедорожник, едущий в направлении тюрьмы; вскоре он исчез из вида, скрывшись за ней.

– Единственная возможность проникнуть внутрь, – пробормотала я.

Ясное дело, преодолеть стену или даже подойти к ней близко не удастся – нас непременно заметят. Нужно было, в некотором роде, войти прямиком в дверь, и именно эта часть плана пока оставалась туманной.

Эдди опустил бинокль и пристально посмотрел на меня.

– Я не шутил, когда говорил, что доверяю тебе. Чем бы ты ни руководствовалась, я убежден, что это серьезно. Однако прежде чем все закрутится, хочу спросить: ты действительно уверена, что именно этого хочешь?

Я хрипло рассмеялась.

– Хочу? Нет. Но должна.

– Этого достаточно.

Мы еще немного понаблюдали за тюрьмой, заходя с разных сторон, но держась на почтительном расстоянии. Все было примерно так, как ожидалось, но одно дело – предполагать, и совсем другое – видеть собственными глазами.

Примерно полчаса спустя мы вернулись в отель. Лисса со скрещенными ногами сидела на постели и трудилась над амулетами, испытывая теплое чувство удовлетворения. Работа со стихией духа всегда вызывала у нее приятные ощущения – несмотря на проявляющиеся позже побочные эффекты, – и она считала, что добилась с амулетами определенного прогресса.