– Я не впускала эту девицу в Навь, не моя провинность, – отпиралась колдунья. – Без выгоды помогать не стану. Только взамен на услугу. Или сами возитесь с этой напастью.

Юлий вспомнил слова Колобка о том, что хранительницы врат приложат все усилия, чтобы спровадить человека в Явь, если тот случайно или обманом попадет в Тридевятое царство. В действительности все оказалось иначе, и договариваться придется с очень вредной представительницей нечисти.

– Бабушка, если желаешь, я могу сыграть тебе на балалайке, – решил умаслить бард.

– Сдалось мне твое бряцанье. У меня есть гусли-самогуды. Сами пляшут, сами песни играют, стоит лишь попросить, – выказала недовольство Баба-яга, но затем плутовато добавила: – Хотя, если исполнишь что-нибудь неблагопристойное про того беловолосого лиходея, так уж и быть, подумаю над вашей просьбой.

Юлий повернулся к Кощею. «Не вздумай этого делать», – говорил леденящий взгляд некроманта. Старуха встала на крыльцо избушки и скрестила перед собой костлявые руки.

– Или слагай частушку, или уходите вон, – пригрозила Баба-яга.

Юноша повернул в руках балалайку с предвидением того, что не минует страшного наказания. Мысленно распрощавшись со светом, Юлий запел:

– Меня милый не взлюби-и-ил и к Кощею проводи-и-ил! Лучше в речке утопиться, чем в жены старику сгодиться! Фи-и-и-и-ить! – присвистнул бард.

Баба-яга захохотала так, что вялая и обвисшая кожа на ее лице затряслась, а рот явил редкие железные зубы. Но даже это зрелище показалось Юлию менее пугающим, чем Кощей, стоявший за спиной. Юноша не решался повернуться, представляя в воображении очень злобный лик.

– Тебе и десяти жизней не хватит, чтобы уму-разуму набраться, – тихо произнес Бессмертный в сторону Юлия.

Юноша расслышал слова и ощутил, как по спине пробежал холодок. Однако, бард все-таки сумел добиться расположения колдуньи. Навалившись на перила, Яга молвила:

– Есть у меня волшебная ступа, что позволяет летать и искать заблудившиеся души. Но без железного песта понудить ее к передвижению не удается, – ознакомляла старуха. – Мой пест украл Боровик. Верните вещицу. Тогда я открою девице врата и провожу ее в Явь. Этот бесстыдный лесной дух обитает недалече отсюда.

Кощей, Юлий и Лада согласились на условия Бабы-яги. Та мигом призвала гусей-лебедей и велела им сопроводить людей до соснового бора.

Не обманула старуха: путь оказался близким, и часа пройти не успело. Гуси-лебеди покружили в небе над маленькой заснеженной лужайкой, погоготали и обратно к хозяйке улетели. Путники посмотрели по сторонам в легкой растерянности: а что дальше делать-то? Кощей предположил, что Боровик, родственник леших, тоже зиму во сне пережидает. Если так – то худо дело.

Два часа люди ходили-бродили по лужайке, Боровика звали, но ответа не следовало. Кручинясь, девица прислонилась к дереву. Ее фиалковые очи заволокло слезами. Серые облака расступились, в небесной дали выглянуло теплое солнце, утешавшее бедное дитя. Кощей заметил, что снег вокруг Лады осел, налившись водой. Сугробы таяли, и по земле текли крохотные ручейки. Девица перестала плакать и глянула на Юлия, надеясь увидеть ответ в его приветливых карих глазах. Юноша пожал плечами и вновь позвал Боровика.

– Кто потревожил и ото сна пробудил? – раздался скрипучий ворчливый голос.

– Кощей Бессмертный, сын Чернобога, царь Тридевятого царства, – представился беловолосый колдун.

Юлий и Лада мотали головой в поисках источника звука. Сквозь набухший влагой снег протолкалась самая настоящая грибная шляпа, а под ней – поджарое лицо старичка, обросшее бородой из мха. Глаза Боровика были похожи на две округлые щепки трухлявого пня. Нечисть оглядела незнакомцев.