– Лила – имя моей матери. Оно мне нравилось.

– Но когда ты устраивалась на работу в юридическую фирму, оно перестало тебе нравиться?

– Мы же с тобой, кажется, договорились не вести беседу по схеме «вопрос – ответ». – Кожа Чейз горела от слишком напряженного взгляда Алессандро. От него исходила опасность, вызывающая в Чейз дрожь, пробегавшую вдоль позвоночника и заставлявшую ее тянуться к нему вопреки предостережению разума.

– Когда я поступала на работу в свою первую адвокатскую контору, проще было пользоваться настоящим именем. Я имею в виду христианское имя, данное мне при рождении.

– Почему-то у меня такое ощущение, что в каждой из тех небылиц, которые ты мне здесь плетешь, имеет место множество неувязок.

– Я не плету небылицы! – огрызнулась Чейз. На ее щеках появились яркие пятна румянца. – Если хочешь, я могу принести и показать тебе свидетельство о рождении.

А что бы Алессандро сделал, узнай он, кто она такая на самом деле? Что ее заботливые родители из солидного среднего класса, о которых Лила тогда невинно сообщила ему, были таким же мифом, как плавательный бассейн среди песков Сахары?

Алессандро вполне мог поддаться искушению конфиденциально побеседовать с директором ее фирмы, пришла Чейз к плачевному выводу. Нет, она, безусловно, не лгала руководству относительно своей профессиональной квалификации. Чейз была очень хорошим адвокатом и знала это. И тем не менее ее могли уволить за то, что, вступая в должность, она позволила себе воспользоваться не совсем, мягко говоря, достоверными биографическими данными.

Уязвленная гордость и неприязнь способны толкнуть человека на месть. А что, если Алессандро поделится ее маленькой невинной ложью с людьми, работающими с Чейз рядом, которые, хоть и значительно уступали ей в делах, не упустили бы удобного случая со смехом перемывать косточки Чейз? Она была сильной личностью, но не настолько, конечно, чтобы выдержать насмешки над собой, да еще и на работе.

– Я должна вернуться на работу. – Чейз допила свой апельсиновый сок и попыталась подняться.

Алессандро тут же не задумываясь протянул руку и, сжав ее запястье, не позволил этого сделать.

Чейз замерла. Ее охватило в высшей степени странное оцепенение. Пальцы Алессандро накрепко сковали ее запястье, и Чейз почувствовала, как сердце внезапно ускорило ритм биения.

– Не спеши.

– Я ответила на твои вопросы, Алессандро.

– Но для тебя-то, черт возьми, это что-нибудь значило?

– Ничего! Я… просто сделала ошибку. Но ведь все это в далеком прошлом. По сути, я тогда была почти ребенком.

– Хорош ребенок – двадцатилетний и замужний!

– Я же говорила тебе… мы с Шоном были влюблены. – Чейз отвела взгляд. – Просто не имело смысла ждать.

– А ваши семьи принимали участие в свадебных торжествах?

Чейз пожала плечами:

– Шон погиб. Во всяком случае, теперь уже нечего и обсуждать.

Однако почему Алессандро не покидает стойкое ощущение, что все было не так, как она рассказывает? И что случилось с его здравым смыслом? Ведь если его самолюбие было задето так сильно восемь лет назад, он должен был бы сейчас скорее слышать в ее россказнях подтекст вероломства, чем искать скрытый смысл.

– Шли годы, и я продолжила жить.

– И в твоей жизни не появилось больше никого, кто заменил бы оплакиваемого покойного мужа?

– Почему это тебя так интересует? – Чейз запоздало подумала, что она могла бы давно перевести стрелки на него и начать задавать вопросы. – А как насчет тебя? – Тон ее был холодным. – Пока не было сказано ничего о том, чем занимался ты эти годы.

– А что говорить? – Алессандро расслабился и разжал наконец пальцы на запястье Чейз.