– Хорошо, – обреченно вздохнул Михаил. – А вообще я уже бывал когда-то в Америке. Давненько, правда. Шумная и суетная страна даже сейчас. Но в ней ты всегда сам по себе, даже посреди огромной толпы, даже если ощущаешь себя ее частью. И это мне всегда особенно нравилось здесь. Ты уже составила маршрут?

– Да, еду до тихоокеанского побережья, а потом вниз вдоль хребта до Мексики и в Колумбию, Перу, Бразилию… – на этом месте Катя осеклась, не зная, стоит ли посвящать Казарцева в подробности этой главной цели своей поездки.

– Роскошно, – одобрительно хмыкнул Михаил. – Я бывал только в Нью-Йорке и Техасе. Негусто, но для впечатлений мне хватило и этого.

– Если вы не против… я бы звонила вам иногда, показывала дорогу, как мы продвигаемся и вообще.

– Хоть каждый день! – с радостной готовностью отозвался Казарцев. – Я буду очень рад. О, а вот и Эмпайр-Стейт-Билдинг! Можете притормозить? – Михаил с восхищением воззрился на видневшийся впереди небоскреб.

Его сохранили и поддерживали в первозданном виде, хоть он и давно уже перестал выполнять свою прежнюю функцию офисного здания, превратившись частично в музей, частично – в нечто вроде ДК на современный лад. Катя задрала голову вверх, любуясь острым шпилем, а потом тряхнула белокурыми прядями:

– В деревне лучше. Не представляю, как здесь вообще еще можно жить!

– Жизнь в крупных городах до сих пор имеет свои преимущества.

– Не сейчас, – отмахнулась Катя. – Я за час долетела с одного континента на другой, а когда доведут до ума телепорт…

– Безусловно, – не стал спорить Казарцев, – но кому-то просто необходимо это чувство локтя, эта толпа, окружающая тебя со всех сторон. Несмотря на все достижения эволюции, мы все еще остаемся социальными животными.

– Общаться можно и с помощью голограмм, – продолжала возражать Катя.

– Голограмму не обнимешь, не похлопаешь ее по плечу, не погладишь по волосам.

Крыть было нечем, и Катя лишь дернула плечом, вновь задирая голову вверх.

– Наверное, надо было пригласить в поездку вас. Вы поди тоже дома засиделись, раз заводите такие речи про чувство локтя…

– Да ну что ты, мне вполне достаточно будет твоих звонков и репортажей с места событий. Я уже давненько предпочитаю свою привычную кровать и своего Захара.

– Захара? – удивилась Катя.

– Так зовут моего ИИ 2.8. Отчасти в честь Меркулова, – предупредил он назревший было у нее вопрос, – отчасти в честь слуги Обломова, – и усмехнулся. – Я его так и кличу каждое утро: Захааааааааааар! Очень меня это веселит. А он мне подыгрывает.

– Да полно вам дурить, барин, – послышалось на заднем фоне чье-то глухое ворчание, и, заслышав его, Катя оглушительно расхохоталась.

– Кто чей барин – это еще под большим вопросом, – покачал головой Казарцев. – Прокатитесь до Таймс-сквер, а? И Рокфеллеровского центра…

– Мы и к статуе хотим заскочить, прежде чем махнем по шоссе в пустыню. В парк, на Бродвей…

Они колесили по Нью-Йорку до глубокой ночи, пока все здания не покрыла сеть разноцветных неоновых огней, которые здесь до сих пор так сильно любили. Михаил несколько раз отключался, но потом звонил опять, и они с Захаром на два голоса восхищались неизменным обликом города, в котором стало лишь меньше транспорта и людей, а в остальном он почти ничем не отличался от себя прежнего. На ночь мотор заглушили, и Катя провалилась в глубокий сон, а наутро уже строчила первый отчет для своих подписчиков, прихлебывая обжигающее какао. Казарцев снова был на связи – за вчерашний день как-то так сложилось, что Кате было с ним веселее, да и ему в его пенсионерской жизни было чем заняться и где напитаться впечатлениями. Если у него появлялись дела, он отключался, вежливо извинившись, но по возможности вновь возвращался на связь даже в транспорте или идя по улице. Эта поездка захватила его не меньше самой Кати, хоть об истинной цели он и не догадывался. Пока Катя дописывала статью, допивая горячий шоколад, он успел переговорить с родней Озерова. У них действительно оставались какие-то бумаги, переданные отцу его заместителем. Фамилии этого коллеги они не знали, бумаги хранили на чердаке и даже не заглянули в них. Никаких распоряжений касательно этого вороха отец им не давал, поэтому они с радостью согласились избавиться от ненужных документов и тут же отправили их Казарцеву курьером. И уже к обеду, когда трейлер покинул пределы Нью-Йорка и выехал, наконец, на открытую местность, разгоняясь до 100 км/ч, бумаги были у Михаила. Он решил разобрать их вечером, когда мотор снова заглушат, и Катя отправится ужинать и спать.